– Ваш доклад перенесен, – сказала лейтенант Риттерспоф.
Это была миловидная светловолосая женщина, с мягкой речью. Я вспомнил, что, до того как прийти в службу безопасности, она работала психологом в отделе социальной помощи медицинского центра Гротона.
– Вы позволите обращаться к вам просто по имени? – спросила Риттерспоф.
Я насторожился. Среди всего прочего, чему нас обучали в учебном центре сил специального назначения, была техника ведения допроса, заключавшаяся в том, что сначала с пленным устанавливались доверительные отношения, после чего следовал удар кувалдой. Вероятно, той же самой техники придерживались и бывшие социальные работники.
– Конечно, – ответил я.
– А вы не стесняйтесь звать меня Эмили.
– Благодарю вас.
– На мой взгляд, Джейк, у вас есть все качества, чтобы стать хорошим полицейским.
Я вспомнил, как миллион лет назад в Афганистане эти же самые слова сказал мне один подполковник. Он был убит в пещерах в горах Тора-Бора.
– Я также считаю, что мы должны быть нацелены на внутренний рост.
Риттерспоф помолчала, ожидая от меня какого-либо замечания. Я ничего не сказал.
– Должна вам сказать, что сегодня утром, приехав сюда, я застала Карлин в слезах, – продолжала она. – Вы ее запугали.
– Я даже не думал ее запугивать, – возразил я.
– Быть может, все дело в вашей ауре, – сказала лейтенант Риттерспоф.
– В моей ауре?
– У всех нас есть аура, Джейк. И так получилось, что вы излучаете очень сильную ауру. Иногда аура человека может вызывать непредвиденные последствия.
– Если вы считаете, что это поможет, я с радостью принесу Карлин свои извинения, – сказал я.
– Боюсь, тут дело значительно глубже. Карлин сказала мне, что, когда она позвонила к вам за помощью, вы отнеслись к ней легкомысленно и несерьезно и первоначально отказались приехать на место самоубийства.
Значит, начальство уже определилось с тем, что это было самоубийство. Я подумал было о том, чтобы изложить Риттерспоф причины необходимости возобновить расследование. Однако она не дала мне возможности раскрыть рот.
– Карлин восприняла ваши слова как личное оскорбление, – добавила Риттерспоф. – Она посчитала их глубоко женоненавистническими. И если то, что она сказала, правда, я должна с ней согласиться.
– Я не говорил ничего женоненавистнического, – ответил я, стараясь вспомнить, что же именно сказал.
– Вы помните, как пошутили над несчастной студенткой, которая в прошлом месяце перебрала таблеток снотворного? Помните, как назвали Карлин «милочкой»?
– Карлин переживала по поводу того, что она одна на дежурстве. Если я и назвал ее «милочкой», то только чтобы успокоить.