Это был его восьмой день рождения, и лупа оказалась первым подарком из тех, что он распаковывал. Радость его была огромной и выразилась в том, что его всегда необычно холодные глаза на короткое время засияли. На остальные подарки мальчик даже не обратил внимания. Расстроенные родители только обменялись взглядами, когда он прижал к лицу вожделенную лупу — старую, слегка поцарапанную, принадлежавшую, если верить сопроводительному письму бабушки, еще его неродному деду. Изогнутое стекло приятно холодило лоб. После совместного завтрака мальчик улизнул в сад. Было холодное дождливое июньское утро. Совсем не подходящий день для гуляния на улице.
Мать выследила его, когда он, полностью поглощенный своим занятием, сидел на корточках на каменных ступенях, ведущих в небольшой, заросший бурьяном павильон, куда никто никогда не наведывался. Моросил дождь, когда она медленно приблизилась к нему, у нее под ложечкой возникло какое-то странное ощущение, все чаще появлявшееся в последнее время, как только она начинала думать о сыне. Медленно-медленно мать подошла поближе и очутилась сзади него. Сын не замечал ее. На его сером шерстяном пуловере, словно алмазы, блестели мельчайшие капельки дождя, от влаги его волосы потемнели и слиплись в сосульки. Она наклонилась над его узкой согнутой спиной. Затем она судорожно вздохнула. Перед мальчиком на мокрой от дождя ступеньке лежали две половинки огромного рогатого жука-оленя, тщательно разрезанного вдоль, а рядом — маленький острый кухонный нож. Мальчик взял половинку жука за рог (ножки жука еще еле заметно шевелились) и стал внимательно рассматривать его через лупу. Его дыхание стало прерывистым и напряженным, как будто мальчик выполнял тяжелую физическую работу.
Это было самым отвратительным — его отрывистое, со стоном, дыхание. Казалось, что даже воздух вокруг него превратился в пар. Она могла бы поклясться, что тело сына стало горячим, словно его лихорадило, но она была просто не в состоянии прикоснуться к нему.
Она импульсивно подняла руку, чтобы дать ему пощечину, как привыкла делать всегда, решая какую-нибудь проблему. Но что-то удержало ее. Наверное, страх. Она попятилась назад, в высокую мокрую траву. Мысли странно метались в ее голове, и в то же время они словно застыли. Ей хотелось ударить его за этот ужасный отвратительный поступок…
Почему же она этого не сделала? Почему она убежала?
Мать попыталась успокоиться.
Наверное, это делают все дети. Разве она сама не убивала и не расчленяла насекомых?
Да, конечно. Но у нее это было по-другому. Не так, не с такой молчаливой целенаправленной одержимостью.