Но это все-таки было послание, адресованное ему. Может быть, даже своего рода извращенный крик о помощи.
Давид закрыл глаза, а Сабина продолжала рассказывать. О шантаже Плессена, принесшего им много, очень много денег, потому что Плессен настолько боялся потерять свою репутацию, что тут же перевел всю требуемую сумму на анонимный зашифрованный счет за границу. Туда, где Янош будет ждать ее, чтобы они вместе смогли начать новую жизнь. «Не сделает он этого», — подумал Давид, но благоразумно промолчал. Он думал о том, который сейчас час. О том, ищут ли его уже или еще нет. Если нет, то скоро его время закончится. Он был в каком-то странном настроении, почти в состоянии эйфории. Подробностей убийств Сабина не знала, потому что при этом не присутствовала. Она лишь «все организовывала» — как она выразилась. Например, поездку в Марбург, к сестре Плессена. Даже убийство полицейских перед домом Плессена тоже было делом рук Яноша. Она была соучастницей, но не убийцей.
До сих пор.
— Зачем ты меня оглушила?
— Ты мешал.
— Чему мешал?
Она улыбнулась опять не глядя на него. И тут до него дошло. Розвита Плессен была следующей и последней жертвой. Янош довел свою месть Плессенам до конца. Давид просто подвернулся под руку, не желая этого, почти случайно.
И тогда он задал завершающий вопрос — тот, который мог стать последним, предшествующим верной смерти:
— Почему он все это делал?
Сабина, казалось, ждала этого вопроса.
— Ты хочешь это видеть?
— Видеть?
— Ну да.
Она снова включила телевизор и перемотала пленку в начало. Снова появилось изображение Яноша, но теперь он сидел спиной к камере, а волосы у него были еще длинными и спутанными. Значит, эти съемки сделаны раньше, чем те, которые уже видел Давид. Сабина нажала кнопку стоп-кадра и повернулась к Давиду.
— Это вся правда, — сказала она. — После этого ты умрешь.
— Я так не думаю, — от двери прозвучал женский голос.
Давид моментально перевернулся, хотя это причинило ему адскую боль. Он увидел, что у двери стояла главный комиссар Зайлер с пистолетом в руке. Она медленно зашла в подвал, за ней — ее коллега, у которого дергался левый глаз. Он тоже был вооружен пистолетом, но на вид казался таким же медлительным и неуклюжим, каким его запомнил Давид во время последнего допроса. Сабина молниеносно прыгнула за телевизор, словно у нее был шанс, что ее за ним не найдут. Несмотря на боль и свое весьма плачевное состояние, Давид чуть не рассмеялся. Вместо этого он вдруг начал плакать, как ребенок, когда КГК Зайлер поспешно развязывала его и кровь с мучительной силой устремилась в его онемевшие руки и ноги.