— Судя по голосу у тебя все хорошо, — сказала Мона.
Она улеглась на кровать, прижав трубку к уху. Свежее постельное белье приятно пахло, в комнате, оснащенной кондиционером, было приятно — не слишком тепло, не слишком холодно. Комфорт имел множество положительных сторон.
— Да ничего, — голос Бергхаммера звучал прямо в ее ухе. — Меня посадили на диету.
— Бедный ты, бедный!
— Послушай, Мона, я хочу услышать это от тебя.
— Что? — спросила Мона, хотя прекрасно понимала, о чем речь.
— Янош Кляйбер. Я хочу услышать это от тебя. Остальные стараются меня щадить, ты — единственная…
— Да ладно тебе. Что ты хочешь знать?
— Прокуратура упрямится, они мне ничего не говорят, а потом я узнаю всю эту лажу из газет!
— Ну и прекрасно, — сказала Мона.
— Что мы сделали не так? Я не понимаю.
— Я знала, что так и будет, — ответила Мона.
— Что? Что знала?
— Когда мы арестовали Кляйбера в аэропорту, то нигде не нашли его фальшивого паспорта, по которому он зарегистрировался на рейс. Скорее всего, он подсунул его в багаж какой-нибудь иностранке. Нет, даже раньше.
— Что раньше?
— Я даже раньше знала, что он уничтожит все следы, как настоящий профессионал.
Мы ведь до того побывали в его квартире.
— А следственная бригада?
— Ничего, Мартин. Tabula rasa[39].
— Что, квартира была пустой?
— Вот в том-то и дело, что нет. Мебель на месте, одежда в шкафу — все так, словно человек просто ненадолго уехал. Совершенно беспричинно, просто так. Так он нам все это и преподнес. А все остальное он уничтожил. Все доказательства. Ни клочка бумаги. Никаких наркотиков. Ничего.
— Да быть этого не может.
— Сказано — профессионал.
— А что с этим греком? Геру… как его?
— Согласно показаниям Герулайтиса, Кляйбер записал на видеомагнитофон свое полное признание.
— Ну и?
— Признание Кляйбера было записано на видеокассете, вероятно, вместе с историей, которой Кляйбер шантажировал Плессена. Кассета сгорела при перестрелке в подвале дома Сузанны Кляйбер. Сообщница Кляйбера Сабина Фрост была… ну…
— Патрик застрелил ее, — подсказал Бергхаммер.
— Да. Это была необходимая оборона.
— Да-да. Так что с показаниями этого… Герулайтиса? Их же можно пустить в дело.
— Это как посмотреть. Герулайтис уволился. Из-за пережитого стресса. Он не уверен, что хочет продолжать работать в полиции. Я его понимаю, но на суд это производит неблагоприятное впечатление, сам знаешь. Хороший адвокат выставит Герулайтиса человеком с психическими проблемами, и тем самым его показания станут, ну… не то чтобы совсем недостоверными, но…
— Дерьмо!
— Кляйбер действительно хорош. Он просто ничего не сказал. Прокуратура, тем не менее, настояла на том, чтобы явить его общественности в качестве преступника. Она потребовала посадить его в следственную тюрьму, хотя обвинение строится лишь на косвенных уликах. Нет ни единого доказательства. У нас была первоклассная свидетельница, домохозяйка Плессена, — русская, которая видела убийцу в доме Плессена. Но она не опознала Кляйбера. По крайней мере, она так утверждала. Она русская, и…