– Да, ты все еще не готов, – сказал он, – хотя уже не в такой степени, как прежде. Я способен распознать настоящую решимость. В Сиву мы отправимся вместе. Возможно, мы и в самом деле нагоним Айю, но если этого не случится, вскоре ты так и так ее увидишь. Помирись с ней. Я не стану вмешиваться.
Отец нагнулся к своей сумке, которую всегда брал на холмы. Обычно там лежала фляга с водой. Когда я упражнялся с особым усердием, он вознаграждал меня глотком воды.
– Вот, возьми, – с непривычной мягкостью в голосе произнес он.
Вместо фляги отец достал медальон, которого прежде я никогда у него не видел. Он показался мне очень знакомым. Даже вес, который ощутила ладонь, когда эта странная вещь коснулась моей руки.
– Он вручается лишь настоящим меджаям, – сказал отец. – Я хочу, чтобы теперь им владел ты.
Я изумленно взирал на медальон. Столько лет я цеплялся за отцовское одобрение, и вот теперь, когда надобность в его похвалах отпала…
– Ты отдаешь мне свой медальон?
– Ты честно его заработал. Надо было еще раньше дать тебе такую возможность. Жаль, что я долго не верил в тебя. В тебе я вижу то, что когда-то видел в себе. – Он протяжно вздохнул. – Я и сейчас слишком часто вижу перед собой своего маленького мальчика, а не взрослого мужчину.
Отцовское признание отозвалось во мне всплеском душевной боли. Я смотрел на ладонь с медальоном и чувствовал, что и в самом деле его заработал. Но я не мог себя заставить сомкнуть пальцы и убрать медальон.
– Что ты скажешь об Айе? – спросил я.
– Тебе не требуется моего одобрения.
– А если бы потребовалось?
– Байек, ты же знаешь: у вас с ней разные цели в жизни, – вздохнул отец. – Думаю, теперь ты это понял. Быть может, однажды тебе придется выбирать между Айей и путем меджая. Но я не хочу, чтобы ты встал перед таким выбором. Возможно, она решит примкнуть к нашей борьбе. Что бы ни случилось, во имя блага Египта я надеюсь, что вы сделаете мудрый выбор. Я не прошу делать этот выбор немедленно. Так что бери честно заработанный медальон. Отныне ты – меджай.
Я положил медальон к себе в сумку, где до сих пор хранил перья и прочие маленькие свидетельства странствий.
Повернувшись к отцу, я увидел, как он внезапно весь напрягся. Сабу вертел головой и принюхивался.
Отец широко распахнул глаза и уронил челюсть. Мне показалось, что вокруг нас трещит воздух.
– Он здесь.