Вскоре нам встретились греки, за которыми плелись наемные слуги-египтяне, потом еще один грек из числа знати. Его сопровождал целый отряд египетских телохранителей. Горожане с неприязнью косились на чужестранных хозяев, а греки этого либо не замечали, либо не придавали значения.
Наконец мы добрались до Аллеи сфинксов. Солнце прожаривало этих громадных черных кошек, поставленных по обеим сторонам последнего отрезка пути к Карнакскому храму. Нас так и обдавало волнами жара, идущими от их каменных тел. На подходе мы остановились и какое-то время зачарованно смотрели на здания, дворы и площади, которые вместе и составляли Карнакский храм. Подобно городу, они тоже знавали лучшие дни, однако и сейчас оставались праздником для глаз. Здешние колонны были вдвое выше всех, что попадались нам по пути сюда, и втрое шире. И резьба, украшавшая их, была изящнее и затейливее.
Мы поднялись по ступеням, прошли внутрь. Увидев храмовых слуг, спросили, как найти жрицу. Они поглядели на нас с легким любопытством и указали куда-то вглубь храма, где находилось внутреннее святилище.
Пройдя мимо высоких колонн и потускневших мраморных украшений, мы встретили еще одного человека, одетого несколько богаче, чем слуги.
– Мы хотели бы повидать жрицу, – учтиво произнесла Айя.
Я стоял рядом. Мне не требовалось изображать благоговейную преданность богам. Храм заметно повлиял на мое состояние.
Человек оглядел нас с ног до головы. Вся его поза выражала нескрываемое презрение. Накануне мы тщательно вымылись, и тем не менее он счел нас недостойными встречаться со жрицей, а потому покачал головой и уже собирался попросить нас покинуть храм, когда из глубины зала прозвучало:
– Стойте.
На мгновение мы замерли, а затем увидели, как из сумрака вышла та, кто велела нам остаться.
Шелка, золото и общее великолепие жрицы едва не лишили меня дара речи. «Вот оно, настоящее богатство красок и роскошь одежд», – подумалось мне. Но чем ближе женщина подходила к нам, тем отчетливее я видел, что одеяния эти далеко не новые и успели износиться, а позолота на жезле и высоком головном уборе отшелушивается. Эта женщина во многом повторяла судьбу разрушающегося храма и самих Фив. Я задумался о том, какое влияние оказывает она на город. Но даже обветшалые одежды и потрескавшаяся позолота не могли притушить ощущение величия, исходящего от жрицы. В ее манере держаться не было никакой подавленности, а в неторопливом, уверенном повороте головы и брошенном на нас взгляде – ни намека на поражение, нанесенное Египту. Ее приказ никуда не двигаться явно касался не только нас, но и ретивого служителя.