Однако самые большие страхи арабских монархий, а также Израиля, Европы и Соединенных Штатов были связаны с иранской ядерной программой. Формально речь шла о вполне легитимном желании Ирана развивать мирный атом (это право ему было гарантировано Договором о нераспространении ядерного оружия). На деле же все опасались, что иранская ядерная программа завершится иранской ядерной бомбой, поставленной на иранскую баллистическую ракету (которая у Тегерана уже была). Которая может полететь в любую враждебную Тегерану страну, в частности находящуюся на противоположном от Ирана береге Персидского залива.
Безусловно, страхи были несколько преувеличены. И дело не в том, что Иран не стремился к бомбе – естественно, он хотел ее получить. А в том, что бомба нужна была Ирану не для того, чтобы исполнить угрозы Ахмадинежада и превратить Израиль в море огня, и даже не для того, чтобы исполнить мечты духовного лидера ИРИ (рахбара) Али Хаменеи и сделать то же самое с Саудовской Аравией. Иран – не нищая и бесперспективная Северная Корея, которая может выживать только за счет шантажа своих соседей. «Речь идет о мощнейшем государстве Ближнего и Среднего Востока, обладающем 80-миллионным населением и богатыми ресурсами. Это страна, которая является перекрестком многих транспортных магистралей по линиям север – юг и запад – восток», – говорит Владимир Сажин. Имеющий к тому же серьезный промышленный потенциал, Иран реально претендует на региональное доминирование, и ядерная война ему попросту не нужна. Ему нужно другое. Во-первых, статус и уважение. На Востоке сила решает все, поэтому государство, стремящееся к лидерским позициям (особенно если оно этнически и религиозно чуждо большинству стран региона), должно обладать абсолютной мощью в виде ядерной бомбы. Во-вторых, Ирану нужна безопасность, причем не только физическая (опыт последних лет показал, что только ядерное оружие может защитить суверенитет стран от попыток США осуществить в них гуманитарную интервенцию), но и психологическая. Вторжение Саддама Хусейна в молодую Исламскую Республику и последующая ирано-иракская война 1980–1988 годов оставили Ирану не только многочисленные жертвы и разрушения, но и серьезную психологическую травму. Иранцы хотят гарантий того, что аналогичное вторжение никогда больше не состоится, – а получить эти гарантии можно лишь при помощи ядерного оружия.
Часть американского истеблишмента это понимала, но все равно была готова пойти на все, чтобы предотвратить возможность ядерного Ирана. Страхи арабского мира перед выпущенным из бутылки ядерным персидским джинном могли вполне трансформироваться в атомную гонку вооружений. Например, если бы у Ирана появилось ядерное оружие, то, например, Эр-Рияд приложил бы максимум усилий для того, чтобы тоже приобрести пару-тройку бомб (как в прямом, так и в переносном смысле – учитывая связи с Пакистаном, выработанные в ходе спонсирования саудовцами процесса получения Исламабадом ядерного меча, Эр-Рияд мог оперативно приобрести у пакистанских военных несколько зарядов). А ядерная Саудовская Аравия с ее связями с суннитскими террористическими организациями, нестабильной внутриполитической ситуацией и видением мира сквозь ваххабитскую идеологию в разы опаснее и страшнее для мирового порядка, чем ядерный Иран.