Между тем Анкаре удалось стабилизировать отношения и с патроном Дамаска – Тегераном. В Исламской Республике начали рассматривать Турцию не как союзника враждебных иранцам Соединенных Штатов (демонстративный отказ Турции предоставить США базы для нападения на Ирак на всех там произвел впечатление), а как партнера по уборке того беспорядка, который Штаты оставили после операции «Несокрушимая свобода». Анкара и Тегеран, по сути, успешно разделили между собой Ирак – некогда мощную арабскую страну, сдерживавшую как турецкую, так и иранскую экспансию. Более того, Анкара и Тегеран сотрудничали в решении курдского вопроса, координируя усилия по подавлению курдских боевиков, действовавших как на иранской, так и на турецкой территории. Вкупе с четким исполнением Дамаском своих обязательств по Аданскому договору 1998 года (согласно которому Сирия обещала не помогать курдским боевикам на территории Турции и не позволять им создавать базы на сирийской территории) тесное сотрудничество с Ираном помогло туркам нанести серьезный удар по позициям Курдской рабочей партии. Наконец, турецкие власти чуть ли не открыто нарушали режим антииранских санкций. Через Турцию в Исламскую Республику шли все необходимые товары, а иранцы использовали турецкую финансовую систему для ведения бизнеса. По словам депутата от оппозиционной Народной республиканской партии Муаррема Инче, общий объем переведенных через Турцию иранских денег составлял десятки миллиардов евро [175]. Американцы возмущались, посол США в Турции Френсис Риччардоне открыто жаловался, что Вашингтон «неоднократно призывал (турецкие власти. – Г.М.) прервать денежные отношения с Ираном, но нас не хотели слушать» [176].
Доказательством достигнутого высочайшего уровня турецко-иранских отношений стали не только пьяные иранцы, которые спали в коридорах турецких отелей (граждане ИРИ регулярно отдыхали в дружественной Турции, где можно было не соблюдать строгие законы Исламской Республики), но и едва не увенчавшаяся успехом попытка Турции оказать в начале 2010 года посреднические услуги для решения всех проблем вокруг иранской ядерной программы. Речь шла о проекте обмена имеющегося у Тегерана низкообогащенного урана на топливо для тегеранского научно-исследовательского реактора. И хотя турецкое предложение было в итоге похоронено американцами, Турция тогда все равно одержала дипломатическую победу, продемонстрировав степень своего влияния на Исламскую Республику.
Россия признала, а Европа – нет
Конечно, на некоторых направлениях политика «ноль проблем с соседями» не привела к серьезному прорыву в двусторонних отношениях, однако Турция все равно извлекла из этих провалов определенные дипломатические дивиденды. Так, неудача на армянском направлении (случившаяся, справедливости ради, не только по вине Анкары, но и из-за неготовности Еревана к реалистичному комплексному решению проблем с Турцией) компенсировалась серьезным улучшением отношений с Москвой. После августовского конфликта в Грузии Анкара осознала степень влияния России на Кавказе и предпочла договариваться с ней, а не конфликтовать. В России увидели готовность Турции больше не быть проводником американской политики (каковой она была в 90-х годах, особенно в рамках ее линии на поддержку северокавказских боевиков) и играть в дальнейшем конструктивную роль в регионе. «Турецкий неоосманизм в отношении Закавказья переоценен, там у Турции вполне предсказуемая позиция: сохранение союзных отношений с Азербайджаном, сохранение сильного экономического и гуманитарного влияния на Грузию и балансирование на грани ссоры и примирении с Арменией. Никакой значимой экспансии Турции в регионе нет», – пояснял старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО Николай Силаев.