Аналогичным конкурентом был Махмуд Ахмадинежад, с его яркими антиизраильскими и антиамериканскими выступлениями. Но в игру против Ирана в Сирии Турция вступила не только из-за имиджевого фактора. В Анкаре понимали, что ирано-турецкое партнерство – явление временное. Ближний Восток всегда был слишком мал для турок и персов, и было очевидно, что в среднесрочной перспективе они превратятся в региональных соперников. Не случайно же исследование «Палестинского центра по вопросам политики и опроса» показало, что Турцию в качестве наиболее важного внешнеполитического партнера рассматривали лишь 6 % иранцев [182]. Вероятно, в Анкаре надеялись, что финальным аккордом «Арабской весны» станет именно сокрушение Ирана, а для этого нужно было вначале максимально ослабить Исламскую Республику. Например, выбить из-под ее влияния Сирию, отрезав тем самым Иран от всего Леванта.
Турция рассчитывала не просто сокрушить конкурирующие режимы – она увидела шанс перестроить их и остальные страны региона по своему образу и подобию. «Турция играет роль, которая изменит ход истории и поможет перестроить регион с чистого листа», – обозначил намерения Анкары в феврале 2011 года Эрдоган [183]. Используя собственный образ как единственной демократии, способной совместить политический ислам и прогресс, Турция уже не просто предлагала населению арабских стран и их элитам модернизировать существующие режимы. Речь шла о свержении этих элит революционным путем и приходе к власти «народных сил» в виде умеренных исламских движений, тех же «Братьев-мусульман». В Анкаре понимали, что им как исламистам всегда легче договариваться с другими исламистами, нежели чем со светскими диктатурами, которые рассматривают политический ислам как основную угрозу своей власти.
Если в Тунисе, Египте и Ливии Турция играла скорее вспомогательную роль (после начала событий в Египте в январе 2011 года Анкара думала почти неделю, после чего в начале февраля того же года Эрдоган дал Хосни Мубараку «очень искренний совет» уйти в отставку [184]), то в деле разжигания сирийской гражданской войны она стала одним из основных игроков. Важность сирийского фронта усилилась после того, как войну турок (поддерживающих «Братьев-мусульман») и европейцев (стоящих за либеральные силы) за Магриб выиграла Саудовская Аравия, вошедшая в альянс с египетскими военными. Однако именно Сирия, которая должна была решить целый ряд турецких тактических задач, в итоге и похоронила всю новую турецкую внешнюю политику.
У Турции на Сирию были большие планы, и, в случае оперативного свержения Башара Асада по примеру Мубарака или хотя бы Каддафи (на что, очевидно, и рассчитывали в Анкаре), дело могло ограничиться не только изоляцией Ирана и прямым выходом Турции к Ирану и Палестине. Вариантов дальнейших действий была масса, вплоть до заражения вирусом «Весны» арабских монархий Персидского залива, смены тамошних режимов и полной зачистки всего региона от конкурентов. Именно поэтому Анкара приложила огромные усилия для свержения сирийского президента. Все совместные проекты были закрыты, и турецкие власти взялись за прямое обучение, вооружение и консолидацию противников Асада. Именно в Турции в начале июля 2011 года прошел учредительный съезд объединенной оппозиции, именно на турецкой территории находились основные лагеря Сирийской свободной армии, именно турецкие спецслужбы охраняли лидеров антиасадовского сопротивления (после того как тех попытались выкрасть сирийские агенты). Именно через турецко-сирийскую границу в Сирию шли боевики, снаряжение и оружие (в том числе и химическое, которое, судя по всему, и было применено в Сирии для дискредитации Башара Асада).