П. садится в такси и едет к своей матери, которая переезжает в Шарлоттенбург, где она окажется чуть дальше от своей знаменитой сестры, базельской писательницы. Сын которой был одним из тех мальчиков, с которыми нельзя ложиться в постель, с чисто объективной точки зрения, судя по спорной книге его тёти. Власть топологии эмоций пребывает в нас, охватывая несколько поколений – причём без всяких табличек.
Её отец собирает теперь – немного как жадановский Эрнст Тельман со своими танками – верстовые таблички из Второй мировой войны на северо-востоке Ещё-Пруссии. Работая в должности консультанта для предпринимателей, он сказал, что фирма сэкономит больше всего, если уволит такого консультанта, как он. Теперь моя П. говорит, что она отказалась от предложенного ей места ассистента профессора в Филадельфии: «Хоть это и Берлин Соединённых Штатов». Из-за курения травки и всего такого память уже не такая, как надо, всё чаще – размазня, знаешь. Нет уж, лучше пойти в консультанты по предпринимательству и иметь что-то в руках. Потом сойти, стать самостоятельной и предаться улучшению мира. Я обожаю её ясный язык, который можно слушать, только если мозг не размазан. В честь П. добавим в бар Русскостъ коктейль: Кисель вычисления Пи.
May I introduce, моего сына зовут Михаил и Анину дочку – почти так же. Моя мать со слезами настаивала на том, чтобы реинкарнировать имя её отца. А того изначально звали Моисей. Еврейское звучание трансформировалось в Союзе по расхожему уравнению реакции в Михаила. Русский именной костюм дедушка надел по инициативе своей кузины Дины, крестившей его. Ну и ладно.
Что бы я ни делала, Миша is my mission.
Его, уже почти большого, по моей формуле зовут Мишутка. Чего только нет в этом имени: и шутка, и медвежонок, и мешанина. Как я буду жалеть о том, что не записывала за ним его весёлые, хитрые, блестящие языковые находки – от хлебервурст про ломоть хлеба с печёночной колбасой Leberwurst до снеголошадки – Schneepferdchen – про салазки.
Он сидит над своим террариумом, он стоит наготове для ходячей истории. Для натяжения тетивы рассказа не хватает сило-времени. Неписания хватает как раз на кофе, на чай, на дыхание, на уход в себя, на невыход из себя. Блокнот, который раскрывается, когда душа не может удержать язык за зубами и душится «Подъездом № 7». Вот сейчас я как раз не пишу, а курю и вымываю аромат былого. Так повседневность выдыхается наружу.
Недавно он рассказывал за ужином, что открыл новый вид жуков. Он окрестил этот вид Sandläuferstreifenkäfer – полосатик-пескобег.