Я привезла с собой арбуз, у Жадана в кармане был нож. Мы так же мало боялись испачкаться соком, как и того, что своим русским языком заденем швейцарских соседей. Вскоре мы уже сидели с арбузными животами на каменистом берегу, выискивая у Цугского озера какие-то недостатки или даже уродство, но тщетно.
Мы запускали взгляд вдаль, как полагается в субботу у воды, взгляд, который не позволит ограничить себя прибрежными горами и пустяковыми вопросами. Он прервал молчание, но не поколебал этим атмосферу: «Здесь похоже на наш Крым. Вот что из него могло бы стать».
Он рассказал, что в том году, в начале 90-х, когда мы уже уехали из Крыма, он впервые попал туда. Мы прощались, а он только присматривался к нему, как в эстафетном беге.
Мне вспомнился один его текст о Крыме, я чуть не подсказала ему название: Матросский паспорт. Кочующие парни, печально-весёлая офицерская вдова, по-советски милый фильм. Крымский восторг читался там так свежо, как у всех парней, которые летом впервые бывали «у нас». Смотри, вот тебе Крым как ломоть сочного арбуза.
Тогда было удачное время, чтобы купить в Крыму квартиру, продолжал он вспоминать. Можно было купить всего за десять тысяч долларов. Один писатель купил квартиру на южном побережье на премию, ещё и фотоаппарат впридачу аналоговый. Мне ли не знать те цены, хотя мне лучше было бы не знать. Мои родители так же продали свою квартиру, включая отцовскую коллекцию фотоаппаратов, бесценные детали, накидки для кресел, цветы на коврах и посуду, со стрёкотом швейной машинки, с оглушительным ароматом окрашенных балконных перил, с остатком неслакомленных сушёных фруктовых колечек, которые месяцами висели над головой, с кухонным столом, арбузный сок с которого стекал мне на колени и меж них, с прохладой зелёного балкончика, с патронными гильзами в керамической вазе, с волнениями и отражениями, с моей невидимой подругой-разумницей – я и сидя в туалете обсуждала с ней насущные проблемы, пока мать не спрашивала через дверь, не с Пушкиным ли я там разговариваю – и с другими банальностями безбананного бытия, что для кого-то означало почву под ногами и отсутствие необходимости куда-то уходить.
А надо было бы тогда – с выручкой от продажи – вместо того, чтобы притворяться спящей в поезде на белорусской границе, ради удовольствия, «в качестве эксперимента», как сказал бы Миша, спрыгнуть и пуститься в бега. Проверить, как долго я смогла бы с нею бегать по лесам и полям и докуда добежала бы, пока доллары в карманах малахитовых тренировочных штанов не закончились и не растаяли как дым.