Наполняешь бутылку, продырявливаешь красную крышку. Следи за диаметром отверстий, в зависимости от диаметра вода выстрелит длинной или короткой струёй. Жми на визжащую утку, нацелившись на пацана, который требовал отмщения, а поздно вечером, когда солнце наверху уже не держится, покорно возвращайся домой в платье, обсохшем на ветру.
У всех были равные стартовые условия, за исключением старших мальчиков: у них откуда-то были бутылки побольше, и гонялись они за девочками постарше. Моя струйка была до отчаяния вялой, а бег слабым, так что мальчики, нападавшие на нас, дистанционно склеивали наши блузки, юбки, банты и парализовали подошвы наших сандалий. Я бушевала у штурвала каникул в уверенности, что лето за летом до самой смерти ветер будет веять именно так. Нам не надо было никакого видео от MTV.
Я слышу как мой сын рифмодразнилкой ответил мальчику который расцарапал ему щёку и нахожу что ничего страшного. Он защищается сам, не призывая на помощь маму (которая тут среднего рода). Потом я всё-таки выглядываю из окна с воспитательной задачей: вразумляю его на моём родном языке, на котором я теперь снова говорю, не боясь, что какой-то мужчина будет орать на нас или бить по столу: «Мы в Германии, здесь говорят по-немецки!» Образованный германист.
Мой сын отвечает по-немецки, следуя в такие моменты пропаганде своего отца: «Ты русская девочка, где тебе понять, что я имел в виду». Нахал какой, и я ругаюсь чуть серьёзнее, но в принципе он прав: я становлюсь всё менее немецкой, а он всё более немецко-ошвейцаренным пацанёнком, который всё хорошо понимает. Даже то, что я не слишком строга, и что его отец преувеличивает, внушая ему, что он немец, только немец. Мы оба ловим лёгкость детства, только мне нельзя это показывать явственно, и я думаю, он понимает и это.
Цюрихские бело-фиолетовые мальвы, цветы как барочный рок, как тогда на ступенях запертого второго входа в нашу панельную башню. Курильщики, ах, курильщики, знали бы они, сколько радости готовят девочкам, выбрасывая из окна едва подгоревшие спички. Ни одна спичечная кукла не походила на другую – платьем из бутона мальвы и париком на голове – например, тоже в виде бутона. Весенняя, рыжая альтернатива: голова из одуванчика, стебель которого расщеплялся и обмакивался в лужу. Перманентная завивка. О, уличность цветочных кукол! – эту причёску мы будем предлагать клиенткам после обильного воскресного завтрака в эксклюзивном филиале «Вост. Духа» – Русскости.
Выжатые, обессмысленные воспоминания откладываются как накипь на стенках чайника. Временные файлы, которыми не следует перегружать жёсткий диск. Коварнейшим образом они занимают место, как будто подпирают спину науке: хоть выверни мозги, чтобы заметить, на что способен, а к этим способностям прибавь ещё надрыв в виде процента. В тотализаторе всё – за счёт тоталитаризма.