Тот слой, кажется, был в доступном распоряжении моей матери, но если его затрагивать, то в движение приводится одновременно столь многое другое, что лучше было лишний раз её не беспокоить. Как будто эти речи сочинили неутомимые духи, Ghostwriter, ангельски хранившие семейные тайны. В последние годы кубки Грааля открываются всё-таки чаще, чем раньше. Или я прислушиваюсь теперь по-другому. Начинаю что-нибудь примечать, пытаюсь запомнить, пока они не спохватились и не умолкли, заметив, к чему я клоню. Расспрашивать их напрямую – попадёшь под подозрение в разведке, как в Москве в поисках фотографий Сергея Третьякова или за столом с Мило Pay и его приверженцами, которые выпытывали, откуда я, надолго ли тут и как давно шпионю для Москвы – обычная программа вопросов… Притом что задача моих поисков утраченного пространства проста: понять произвол системы и индивидуальные пируэты моей семьи. Говоря по-русски, выпутываешься из досадной ситуации, распускаешь моток ниток, разматываешь и наматываешь заново.
Мне приходилось тщательно следить за тем, как моя мать запутывала в один клубок фамилии и названия городов, национальностей и стран. Так же у неё было и с именами. Одну её тётю звали Анна, но называли её Нюрой. Мать моего отца Анастасия Ивановна, но звали её Ася, потому что это звучало более по-тургеневски. Мы заговорили про дедов, когда я рассказывала маме, что мой бывший муж долго не знал о том, что я родилась в Советском Союзе, и не поверил мне, когда я ему сказала об этом (в Осло, у подножия городских укреплений, в примечательно тёплом предвечернем свете над фьордом). «Не может быть! Ты же совсем немецкая картофелина», – воскликнул он.
Его мать в Северо-Восточной Германии тоже не поверила. Мы с ней шли по фабричной местности, на которой стоит их дом, перестроенный когда-то из конюшни. Мы несли собакам миску с костями. Пока она объясняла мне, что у меня типично тюрингский акцент, местность напомнила мне территорию гаражей в Севастополе, куда мы однажды забежала с другими детьми, хотя мне нельзя было так далеко отбегать от нашей высотки. Там тоже ждали голодные собаки.
Когда мы играли между гаражами в футбол на маленьком квадратном поле, я наступила невзначай на мяч, упала навзничь и разбила голову об асфальт. Мне надо было торопиться, чтобы вовремя успеть домой, и я сделала вид, что ничего не случилось. И действительно ничего не случилось. Был один из тридцати трёх летних месяцев, солнце опускалось в ночь. Никто не обратил внимания ни на часы, ни на мои волосы, склеенные запёкшейся кровью.