— А Хван бы поблагодарил, будь эта статья не о его гибели? Чисто гипотетически, — сдерживая улыбку, спросил Крячко.
— Хван? Этот вряд ли, — не замечая того, что Стас подтрунивает над ним, разглагольствовал Топырин. — Легче снега в июле дождаться, чем от него похвалы. Вот критиковать он мастак. Чуть что, и давай ругать на все корки. Одно слово не в его вкусе в статью вставишь, заставит всю статью набело переписывать. А уж если какое-то нововведение внедрить захочешь, то сразу заявление на увольнение можешь писать. Сколько я споров по этому поводу выдержал, не сосчитать.
— И заявление на увольнение писать приходилось? — подзадоривал Крячко.
— Не без этого, — как-то даже горделиво признался Топырин. — Только Хван его ни разу так и не подписал. Оно и понятно. Кому захочется лучшими кадрами разбрасываться?
— Выходит, Хван вас ценил, — вспомнив отзывы коллег Топырина, спросил Гуров.
— Разумеется. Скрывал искусно, но ценил высоко, — совсем заврался Топырин. — И Маренин оценит, особенно после статей о Подмосковном маньяке.
— Следующее убийство тоже вы освещать будете? — как бы невзначай поинтересовался Лев.
Топырин открыл рот, чтобы ответить, но перехватил взгляд Крячко, брошенный на напарника, и тут же его захлопнул. Выражение его лица стало скорбным, он театрально вздохнул, пошамкал губами и только после этого ответил:
— Надеюсь, до этого не дойдет.
Гуров ждал продолжения, но Топырин молчал. Через пару таких минут молчания Лев сказал, что журналист может идти. Крячко начал было возражать, но Топырин не стал дожидаться, пока полковники передумают, подхватил пиджак, который до начала разговора аккуратно повесил на спинку стула, шмыгнул в открывшуюся дверь и был таков.
— Что думаешь, Лева, правду сказал Топырин? — проводив его взглядом, спросил Станислав.
— Думаю, мы опять вернулись к исходной точке, — задумчиво произнес Гуров. — Топырин говорил правду. И про телефонные звонки, и про информатора. Я бы почувствовал ложь. Что-то он недоговаривает, это да, но связано ли это с убийствами, или такое впечатление создается оттого, что он слишком высоко превозносит свои достоинства? На этот вопрос ответа у меня нет.
— Ладно, не кисни. Поеду-ка я, пожалуй, пообщаюсь с Платоном Константиновичем. Вдруг да узнаю что-то стоящее.
Из допросной Крячко вышел первым. Гуров немного помедлил и отправился к себе в кабинет. Там он снова засел за изучение материалов дела. В сотый раз просматривая протоколы опроса свидетелей, изучая факты из жизни жертв, он пытался отыскать хоть какую-то зацепку, которая поможет ему сдвинуть расследование с мертвой точки. Затем Лев решил попытаться зайти с другого конца — на время забыть о жертвах и сосредоточиться на личности преступника.