Откуда взносится, весь в розах, Куст денницы.
Бесстрастен, молчалив, всё это видит он.
Священные лучи объемлют небосклон.
От трав до синих сфер, от пропасти до тучи
Трепещет, и плывет, и льется свет летучий,
Целуя ласково, прозрачный, золотой,
И насекомое, и в заросли густой
Задумчивых слонов, что вздрагивают вяло,
Звенящих шпанских мух отмахивая жало,
Раджей и париев, собак и мудрецов,
И Гималайский кряж, и выводок птенцов.
Смех ослепительный горит над мирозданьем.
Несякнущая жизнь поит благоуханьем
Неизмеримость сна, где Брама, полный сил,
Себя узрел, узнал и, светлый, возлюбил.
Вальмики погружен в великолепье света.
Что вас развеяло, целительные лета?
Виденье давних дней, откуда всходишь ты?
О мощный гимн любви, добра и чистоты,
Лелеющий в веках, как ветер тихокрылый,
И Раму сильного, и Лилию Митхилы,
Бойцов, и девушек, и мудрых, и богов,
И ослепительное шествие веков,
Зачем, дыханьем роз овеянный широко,
Ты возникаешь вновь из дивного истока?
О Рамаяна! Дух, что встарь тебя пропел,
Следит твой вольный лет в безоблачный предел
И, в упоении гармоний вдохновенных,
Сливается, кружась, с полетом душ блаженных.
Шар солнца вырос, всплыл и мирно запылал.
Густой, беззвучный зной, струя за валом вал,
Спадает, пламенный, и поглощает, властный,
Цвета, и образы, и запахи, и страстный
Порыв живого, молвь людей и дальний гул
Прибоя, что дышал всё глуше и уснул.
Везде всё смолкло. Мир пылает, истомленный.
И вот из-под земли, сухой и раскаленной,
Белесый муравей, притянутый жарой;
Их сто, их тысячи и тысячи; ордой
Неисчислимою, они сплошным движеньем
Идут на старика, который взят виденьем
И, прислонясь к стволу, окутанному мхом,
Уничтожается в создании своем.
Он отрешен от чувств, он отрешен от духа.
Большие муравьи, влача седые брюха,
Волнами близятся к замершему, киша,
Спадая, шевелясь, вздымаясь и шурша,
Как накипание встающей в море пены.
Покрыли бедра, грудь, обволокли все члены,
Кусают, гложут плоть, в глазах ища проход
Туда, где черепа изогнут мощный свод,
Толпами лезут в рот, разверстый и лиловый,
И вот на высоте стоит костяк суровый,
Над дольной мглой, как бог над ладаном жрецов,
Тот, кто был некогда Вальмики, царь певцов,
Чья звучная душа живит земные тени
И будет вечно петь устами поколений.
1919