Природа не знала горя: вокруг все искрилось солнцем, звенело птичьим щебетом и пьянилось запахами цветущих трав. Густо жужжали пчелы, суетливо метались белки в задремавших ветвях сосен, и муравьи рыжим ручейком текли и текли куда-то, наверно, к жилью своему - муравейнику.
Из чащобы выскочил заяц, фыркнул, передернул ушами, встряхнул головой, словно собираясь чихнуть, и потрусил обратно. Неугомонная сорока зло застрекотала ему вслед.
Где-то рядом скучно закуковала кукушка.
Старик оторвался от библии и стал считать. Насчитал пятнадцать лет и открыл в усмешке беззубый рот: ему, Степану Даниловичу, пошел уже девяносто первый, а эта глупая птица пообещала еще пятнадцать. Тут и хочешь, да не проживешь столько. Старик снова приник к библии, такой же ветхой, как и он сам. Но не читалось уже. Вздохнул старый крестьянин Степан Дронов и задумался. Здесь, в лесу, тишина и сама божья благодать: пчелы мед собирают ему, а из станицы ребятишки и бабы приносят хлеб; из одежонки старцу ничего не надобно: есть старый зипун, холщовые порты да рубаха - и хватит. А вот, поди ж ты, нет покоя.
Воюют люди, который год воюют. Божьего помазанника государя-императора прогнали. Сами за власть взялись, да из-за этой власти и схлестнулись между собой. Белые, красные… Взъярился народ, аки зверь лютый. Сын отца не щадит, отец - сына. Неужто конец света близится?
Снова застрекотала сорока. Старик прикрыл библию, прислушался. Из лесу кто-то шел. Неужто медведь?
Поддернул старик порты и боком, косясь на шум, подался в шалаш, и дверь, плетенную из прутьев, прикрыл за собой. Смотрит в щели, молитву шепчет.
На поляну перед шалашом вышел человек; лицо щетиной заросло, весь в лохмотьях, а на ногах - пимы драные (это в июльскую жару-то!). Худ незнакомец был неимоверно, глаза завалились. Посмотрел на шалаш, шагнул к пню, на котором в тихие часы предавался святым мыслям старый пасечник, и уселся на него.
Старик кашлянул. Пришелец встрепенулся, повернул голову к шалашу. Старик приоткрыл дверь, вышел, прижимая к немощной груди тяжелую библию.
- Здорово живешь, дед!- боязливо проговорил гость.
- Добро пожаловать, сынок. Это откуда же ты такой?
- Из того самого ада, про который в твоей книжке пишется. Еще страшнее. Накормил бы ты меня, трое ден не ел.