Смекнул старик: не бродяга и не беглый вор этот заморенный оборванец и повел библией в сторону шалаша:
- Тогда проходи в хоромы мои, там заодно и отдохнешь… Вижу, устал ты, парень, как Христос по пустыне идучи.
Пришелец поднялся и, сморщившись и застонав, кое-как двинул ногами и почти упал в шалаш.
- Дай ножик, дед!- выдохнул он сквозь стиснутые зубы.- Мочи нет, ноги извели…- и вытянулся на пахучем сене, обессиленный болью.
Старик выдернул из хворостяной крыши нож - обрубок косы, кожей обшитый с одного конца,- подал гостю. Тот, постанывая, торопливо стал разрезать набитые пылью валенки. Разрезал, стащил, и старик перекрестился раз-другой: у гостя ноги были сплошь в гнойных струпьях.
- Господь с тобой, милок, что это у тебя?
- Цынга, дедусь. Да не крестись ты зря!-уж без боли на лице и в голосе молвил гость. Вытянул ноги и блаженно вздохнул, словно сбросив с плеч ношу.- Теперь бы и поесть…
Старик дал гостю краюху черствого хлеба, поставил два берестяных туеска, один - с медом, другой - с ключевой водой. Предупредил:
- Ты сразу-то не наедайся, а то помрешь еще…
Гость ел жадно, то и дело припадал к воде и шумно глотал.
Старик пасечник сидел рядом, умиленно гладил на костлявых коленях библию и, тайно взглядывая на нежданного едока, думал: кто он и откуда? Зачем смотрит не на еду, а за дверь и сторожит слухом тишину, как заяц?.. Пакостные мухи почуяли гниль на ногах гостя, накинулись, но он велел не закрывать дверь - духота…
И вдруг старца осенила догадка: не из тех ли?.. Недавно приходила Кирюхина Лушка, приносила молока кислого да хлеба, а взяла медку. Говорила, будто в уездной тюрьме красные арестанты взбунтовались, перебили охранников и взяли оружие. Застрелили коменданта уезда полковника Познанского и еще многих. Но убежать не смогли - всех их порешили тамошние казаки. Всех ли?..
Поел гость, допил воду из туеска, поблагодарил хозяина. Пятерней расчесал бороду, пригладил усы. Спросил:
- А чего-нибудь из обувки нет у тебя?
- Как же, есть. Новые лапти да онучи свежие.
- Может, дашь?.. Идти-то мне далеко.
- Поживи денька два, отдохни. Куда ты пойдешь с такими ногами? Лечить их надо.
Незнакомец долго думал, глядя то на свои ноги, то на дверь, за которой парился благодатный июльский полдень. И все прислушивался. Потом добро усмехнулся, сказал:
- Наверно, отец, голову ломаешь, откуда я и кто? Из тюрьмы убег я. Восстали мы, оружие добыли, да не сумели довести дело до конца. Не справились с гарнизонной командой и патронами не запаслись. А казаки насели на нас со всех сторон… Много нас ушло из тюрьмы, около двухсот, да немногие остались живыми… Я четвертый день иду. В станицах казаки, и окрест они, как голодные волки, рыскают. Без дороги пришлось идти, куда глаза глядят. На тебя набрел вот… Сам я из Чернояровки, Артамон Синицын, может, слыхал?