Из серой мглы морозного рассвета все явственнее вырисовывались вражеские траншеи, в них суетились, будто тени, фигурки людей. Наконец послышались чужие команды.
- Вперед!-закричал Путинцев ожесточенно, злясь на то, что в эту самую минуту надо было бы уже быть в окопах противника, но они еще только виднелись, и каждую секунду оттуда могли открыть огонь.
Впереди взметнулась стена глухих взрывов и огненных всполохов. По своему солдатскому опыту Путинцев знал, что главное теперь - не прижаться к земле. Иначе будет конец, враг придавит огнем, не даст больше подняться. Во что бы то ни стало надо рваться вперед, сквозь эту дымно-огненную стену, и он кричал, не слыша своего голоса:
- Вперед!..
Он видел, как падали бойцы, он слышал, как кричали раненые, но он шел впереди и вел за собой других.
Из огневого вала цепь атакующих вырвалась сильно поредевшей. Враг оказался рядом. Вражеские солдаты, отстреливаясь, разбегались. Теперь еще один рывок, самый мощный, самый страшный для врага,- и Путинцев, вновь ощутив себя и свою силу, закричал:
- Ура-а!-голос его затерялся в однообразном, грозно нарастающем шуме: -А-а-а!..
И в этот момент страшная сила оторвала Путинцева от земли и швырнула куда-то вверх.
Он не почувствовал, как упал, но когда открыл глаза и попробовал пошевелиться, нестерпимая боль парализовала его. Мысленно он ощупал себя - все было цело, кроме ног. Они не ощущались.
Оглядевшись, Путинцев определил, что лежит на дне воронки. От земли, развороченной взрывом снаряда, пахло мерзлотой и толом. Опираясь на локти, он приподнялся. Из обеих ног, выше колен, текла кровь. Она текла, вероятно, давно, потому что под ним было мокро.
Перетянуть чем-нибудь ноги выше ран - эта мысль овладела Путинцевым, как полчаса или час назад владела другая: вперед, только вперед. Он снял планшетку, отстегнул от нее ремень и, мыча от боли, кое-как совладел с левой ногой - перетянул ее почти в паху. Теперь нужно было заняться другой. Путинцев разорвал маскхалат и снял поясной ремень… Кровь из ран течь перестала, но резче стала боль.
Часы стояли, небо заволокли тучи, почти черные и тяжелые, как клубы дыма, когда горит мазут, и нельзя было определить; вечер уже или просто сумрачно. Прислушиваясь, Путинцев понял: вели огонь и немцы. И, странное дело, с прежних позиций. Словно наши не наступали, а фашисты не уходили из своих траншей.
«Неужели все сорвалось?»- подумал Путинцев. И эта мысль не напугала и не удивила его: на войне всякое бывает, к тому же неудачу он предугадывал. Да и неудача ли? Кто знает, что думало высшее командование, организуя это наступление?