— Нет, не она. Отец Лашез и епископ из Мо все время гонялись за мной, словно собаки за оленем, толкуя о моих обязанностях, моем положении, моих грехах, причем в конце этих увещеваний неизбежно появились на сцену страшный суд и адский пламень.
— Чего же они хотят от вашего величества?
— Нарушения присяги, данной мною при восшествии на престол, и еще раньше — моим дедом. Они желают отмены Нантского эдикта и изгнания гугенотов из Франции.
— О, вашему величеству не следует тревожиться такими вещами.
— Вы не хотели, чтобы я сделал это, мадам?
— Ни в каком случае, если это может огорчить ваше величество.
— Может быть, в вашем сердце ютится слабость к религии юности?
— Нет, ваше величество, я ненавижу ересь.
— А между тем не хотите изгнания еретиков?
— Вспомните, ваше величество, что всемогущий может, если будет на то его воля, склонить сердца их ко благу, как он некогда склонил мое. Не лучше ли вам оставить их в руках божиих?
— Честное слово, это прекрасно сказано, — заметил Людовик с просиявшим лицом. — Посмотрим, что сможет на это ответить отец Лашез. Тяжело слушать угрозы о вечных муках за то только, что не желаешь гибели своего королевства. Вечные муки! Я видел лицо человека, проведшего в Бастилии только пятнадцать лет. Но оно было похоже на страшную летопись; каждый час жизни этого преступника был отмечен рубцом или морщиной. А вечность?
Он содрогнулся при одной мысли об этом, и выражение ужаса мелькнуло в его глазах. Высшие мотивы мало действовали на душу короля, как это давно было подмечено его окружающими, но ужасы будущей жизни пугали Людовика.
— Зачем думать об этих вещах, ваше величество? — спросила г-жа де Ментенон своим звучным успокаивающим голосом. — Чего бояться вам, истинному сыну церкви?
— Так вы думаете, что я спасусь?
— Конечно, ваше величество.
— Но ведь я грешил, и много грешил. Вы сами твердили мне об этом.
— Все уже в прошлом, ваше величество. Кто не был грешен? Вы отвратились от искушения и, без сомнения, заслужили прощение.
— Как бы мне хотелось, чтоб королева была еще жива! Она увидела бы мое исправление.
— И я сама желала бы этого, ваше величество.
— Она узнала бы, что этой переменой я обязан вам О, Франсуаза, вы мой ангел-хранитель во плоти. Чем могу я отблагодарить вас за все, сделанное для меня?
Он нагнулся, взяв ее за руку. Но при этом прикосновении в глазах короля внезапно вспыхнул огонь страсти, и он протянул другую руку, намереваясь обнять женщину. Г-жа де Ментенон поспешно встала с кресла.
— Ваше величество, — промолвила она, подымая палец. Лицо ее приняло суровое выражение.