В лагере был симфонический оркестр, состоящий приблизительно из 100 инструментов. Оркестр давал великолепные концерты, которые привлекали и постороннюю городскую публику. На генеральные репетиции всегда являлся сам комендант лагеря, – страстный любитель музыки (только благодаря этому обстоятельству и был создан оркестр) со своими городскими знакомыми.
В лагере были организованы и спортивные кружки. Для игры в футбол и в лаунтеннис были отведены особые площадки.
Библиотекам приходилось ютиться в маленькой комнатке, но для церквей – православной, католической, пуританской, бангистской отводились хорошо отделанные бараки.
При черносотенном большинстве русской части лагеря, главным образом, ее руководящей верхушки, православная церковь, во главе с оплачиваемым комендатурой священником, пользовалась наибольшим авторитетом и была одной из тех темных сил, которые угнетали все живое в лагере.
Казалось бы, что при всех этих условиях можно было все же работать. Но так только казалось. В действительности же работать было очень трудно, начатое часто срывалось и по «об’ективным» условиям не доводилось до конца.
В лагере преобладала солдатская знать – унтера, фельдфебеля и вольноопределяющиеся (в 191 &?—16 гг, их на работы не посылали). Из Солдат в лагере были исключительно больные, состав которых вечно менялся, т.е. если не умирали, то полубольными снова отправлялись на работы. С кем тут было работать? Первые были заядлые черносотенцы, вторые абсолютно ничем не интересовались. Только этим я можно было об’яснить, что во всем лагере для русской библиотеки не нашлось и библиотекаря.
Если в лагере и были революционные элементы, то вс© они были разрознены и парализованы деятельностью черносотенного блока. Надо было их собрать, об’единить, что требовало долгой кропотливой работы, тем более, что отправкой на работы ведали черносотенцы; с рабочими командами никакой связи не имели, а возражающих великодержавному шовинизму просто не терпели и отправляли немедленно на работу.
Кроме того, крайне жестокое обращение немцев с русскими пленными на работах разжигало патриотические чувства, рождало чувство мести, и у черносотенного блока, у защитников отечества, всегда было в первые годы плена больше приверженцев. Многие просто побаивались открыто выступать, так как опасались попасть, в списки революционеров, читающих революционные брошюры и т. и. Подобные списки с величайшим усердием составлялись нашими черносотенцами, и многие не без основания нобливались попасть в «черные списки».
Все это ставило немало препятствий нашей работе, а часто сводило ее просто на-нет,