Этого не могло быть и в то же время казалось очевидным, при условии, что вы живете в Керрареке, — возможно, я недостаточно заострил внимание на данном аспекте. Мать и тетка… кажется, я изобразил их неприятными особами, закосневшими в своей злобе. На самом деле это не просто люди, а музейные экспонаты. Поди узнай, не догадались ли они о чем-нибудь. Спрошу себя напрямик: о чем-то, от чего они отвернулись, хотя, в сущности, были с этим согласны.
Я слонялся возле доков Пеное, выкуривая за день по два десятка сигарет, и наблюдал, как портальные краны проворно собирают корпус чудовищно огромного судна. Фушар — хранитель семейного очага. Этому обитателю болота ничего не стоило подстеречь отца или внезапно напасть на Ингрид. Ей-богу! Его заляпанные грязью башмаки были башмаками могильщика. А револьвер? Конечно, я не был знатоком, но тем не менее мог поклясться, что оружие было современным. Не особым пистолетом тридцать восьмого калибра, но и не допотопным оружием уставного образца. Фушару, видимо, было непросто найти его в продаже; он должен был, по крайней мере, предъявить удостоверение личности, чтобы получить разрешение на оружие. Но старик был слишком осторожным.
Я вернулся в клинику. Состояние больного оставалось без изменений. Родных к нему не допускали во избежание малейшего волнения. И снова — наш мрачный замок. Затем — первая статья в «Уэст-Франс» под названием «Загадочное исчезновение». (Я вырезал все, что может тебе пригодиться. Ты лишь перелистаешь материалы, следующие за моим досье.) Муж Ингрид сообщил в полицию. То, чего я опасался, должно было вскоре произойти. Полиция в Керрареке! Возможно, полицейские явятся и в клинику. Фушар такого не вынесет. Мне же не терпелось задать ему вопрос: «Это ты, не так ли?»
Я начал было поучать Клер: «Если кто-нибудь тебя спросит…», но тут же осекся. Зачем волновать сестру? Зачем учить ее лгать? Разве правда и вымысел уже не перемешались в голове Клер? Следовало смириться. Может быть, буря обойдет нас стороной.
И все же она нас слегка коснулась. Некий капрал допрашивал мать по поводу тяжбы с Белло. Но дальше дело не продвинулось. Может быть, полиция кое-что разнюхала про нас с Ингрид. Так или иначе, меня не стали беспокоить. Я был «врачом без границ», то есть человеком безупречной репутации. Я посмеивался над этим объяснением. Безупречной репутации! Доктор Меро наверняка так не считал, ибо было совершенно очевидно, что в клинике меня не жалуют. Я напрасно упомянул слово «полиция» в разговоре с Меро — оно произвело тот же сокрушительный эффект, как слово «проституция» в четырехзвездочном отеле. Кроме того, кем я был в глазах этого большого начальника? Жалким лекарем, чья преданность своему делу не компенсировала его посредственности; шарлатаном со стетоскопом, годным лишь на то, чтобы лечить головорезов. Мне не давали перекинуться с Фушаром хотя бы словом. Дескать, он слишком слаб… Почем мне было знать? Я мог пожать ему руку, но медсестра всегда была рядом, и разговаривать с больным не разрешалось.