— Желаний у него достаточно.
Она схватила меня за руку.
— Ты намерен снова причинить себе боль?
— Ладно, хватит об этом.
— Все равно когда-нибудь мне придется уступить ему.
— Он заплатит за все. Будь уверена. Я ему ничего не забуду.
На некоторое время мы замолчали. Потом я спокойно продолжил:
— Важно, чтобы ты подольше сопротивлялась. И даже когда он предложит выйти за него замуж, откажись. Это выведет его из себя. Он скажет: «Это из-за Ришара». Он примется меня оскорблять. Начнет обзывать нас по-всякому. А потом примет твои условия.
— Ты уверен?
— Да, уверен, и все. Ты пообещаешь ему встречаться со мной как можно реже, а взамен выклянчишь у него что-нибудь стоящее… Все это надо продумать. А сейчас оставь меня. Я сам доберусь обратно. Старая ведьма, должно быть, следит за нами, я чувствую. Наверное, смотрит в бинокль из сарая. Я не шучу. Ты у нее отбираешь брата, а я сына. Не думай, что она так легко согласится на это.
И вправду. Мы — захватчики, оккупанты. Я пережевывал эту мысль, пока Иза, склоняясь к цветам, постепенно удалялась. Я не знал еще, как я убью Фромана, но в любом случае мне необходим будет Шамбон. И Иза тоже, хотя ее роль вряд ли ей понравится. Итак! «Довлеет дневи злоба его»[49], не я это начал.
Я отпустил тормоза и вырулил на аллею. Обычно по вечерам, около девяти часов, ко мне приходил Шамбон.
— Она спит, — шептал он, так как мать могла слышать его.
Он радовался передышке. Целый день он погружен в цифры. Теперь он мог расслабиться. Ему понравился мой табак. Он быстро привык к трубке и даже поссорился из-за этого со старухой. Она ненавидит запах трубочного табака. Находит это вульгарным. Постепенно я многое узнал о ней, а она обо мне. Бедняга Шамбон, словно толстый неповоротливый шмель, перекрестно опылял нас, перенося с одного на другую ядовитую пыльцу сплетен. Я знал, что на ужин у нее сухари и настойка вербены. Потом она принимает разные лекарства: от сердца, от печени, от множества более или менее выдуманных болезней, после чего Марсель поднимается пожелать ей спокойной ночи. Но прежде чем уйти, он рассказывает ей в мельчайших подробностях, как прошел день.
— Что твой дядя? — спрашивает она.
— Как обычно. Не слишком разговорчив. Снова подарил что-то Изе. Мне кажется, я видел коробочку, но не уверен. Это было за десертом, потом он увел ее к себе в кабинет.
От злости она бы заскрипела зубами, если бы не зубные протезы.
— А безногий?
— Я его только что видел в парке.
— Надеюсь, ты не общаешься с ним.
— Конечно нет. Он от всех прячется.
Он рассказывал мне все это, радуясь возможности предстать передо мной сильным духом, играючи воспаряющим над мещанскими мелочами. Ему никогда не приходило в голову, что он из того же теста, что доносчики минувших времен.