Успокоившись, расслабившись, Сильвен дремлет до прихода Марилен. Милашка Марилен! Она помогает ему приподняться на подушке. Прибирает на прикроватной тумбочке. Какие новости? Так вот. Друзья Даниеля суетятся, пытаясь склонить общественное мнение в его пользу. Даниель выбрал себе адвокатом мэтра Борнава.
— Борнав поможет ему выйти сухим из воды, — говорит Марилен.
— Не скажи. Мне нанес визит Семийон. Он может кое-что нам предложить.
— Мне тоже?
Какой внимательной, какой трогательной она вдруг стала. Глаза преданной собаки, ожидающей ласки.
— Да, я так думаю, — говорит Сильвен. — Но не будем обольщаться. Поищи мне информацию об Анри Бурназеле. Посмотри в историческом разделе «Ларусса». Там найдешь полную справку.
— Кто такой этот Бурназель?
— Объясню тебе, как только разберусь с этим сам.
— Господи, когда же мне дадут стоящую роль?
Ее прямодушие обезоруживает. Она непреложно верит в свой талант. Ей и в голову никогда не приходило, что она ничего особенного собой не представляет. Мила, слов нет, но лишена подтекста, той женственности, какая составляет особую прелесть представительницы женского пола.
Сильвену ужасно хочется сделать ей приятное. Ему никак не удается припомнить, что именно написано о ней в том злосчастном письме. Что-то злое-презлое.
— Я прослежу, — обещает он.
Она присаживается в изножье кровати.
— Понимаешь, мне так хочется получить роль в духе тех, какие играет Фейер.[22]
Сильвен так и подскочил.
— Эдвиж Фейер? Ничего себе!
— А что? Думаешь, мне не сыграть даму из буржуазной среды?
— Я поговорю с Семийоном. Решаю не я.
— Ах! Вот видишь. Ты сразу идешь на попятную.
Сильвен спрашивает себя, а не будет ли он смешон рядом с Марилен. «Как жаль, что не все исполнители в фильме на уровне его сюжета!» Такие слова можно будет прочесть в рецензии. Марилен смажет его возвращение на экран.
— Не мучь меня, Марилен. Прошу.
Марилен направляется к зеркалу в туалетную комнату подновить макияж.
— Кстати, — бросает она, — я опять виделась с Шатрие. — Она произносит слова с паузами, так как одновременно подкрашивает губы.
— Что ему от тебя надо?
— Да все то же.
Она возвращается, глядясь в карманное зеркальце.
— Идиотские вопросы, — продолжает она. — В данный момент ему интересно, в какой позе я тебя застала — свисали ли у тебя руки или они лежали на письменном столе. И потом, не сдвинула ли я что-нибудь на нем невзначай, пока звонила в полицию.
— И что же ты ему ответила?
— Что он начинает мне надоедать. Что правда, то правда. Как будто у меня было время смотреть на то, на се и опять на то. Да я уже не знала, на каком свете нахожусь, и мои руки дрожали так, что я с трудом набирала номер полиции. Как ты глуп со своими вопросами. Стоит мне обо всем этом только подумать, я начинаю плакать. И немудрено.