- Ну, если война не закончится еще до того, как вы поспеете к месту событий, то, думаю, мы сможем этот вопрос уладить, - ответил Розенкранс. – Тогда, правда, вам придется поторопиться, потому что мы должны разбить мятежников в два счета, или я – паровоз.
Хотя Шлиффен понимал, что не до конца понял смысл фразы – английский язык, на котором говорили в Соединенных Штатах, иногда казался лишь отдаленно напоминающим тот язык, которому он учился у себя дома, в Германии – основной смысл сказанного был абсолютно ясен.
- Тогда вы шчитаете, што вы победите быстро и легко? – Он сделал все от него возможное, чтобы скрыть свое удивление.
- А вы - разве нет? – Розенкранс не приложил даже усилия, чтобы скрыть свое удивление.
По наблюдениям Шлиффена, редкие люди среди американцев обладали хотя бы зачатками уменья скрывать свои чувства – наоборот – такая открытость была для них поводом для весьма странной гордости.
Когда пауза затянулась, Розенкранс повторил свой вопрос:
- А вы – разве нет? Ведь совершенно ясно, что они боятся. Это видно во всех их действиях.
- В вашей стране не более, тшем нефешестфенный иноштранец, - в ответе Шлиффена прозвучала давняя заготовка, которая часто выручала его. – Не будете ли вы добры объяснить мне потшему вы так думаете?
Собственное высокое самомнение явно раздувало Розенкранса.
- Это очевидный факт, полковник. Правительство Соединенных Штатов четко и недвусмысленно дало понять Ричмонду, что они чертовски дорого заплатят, если хотя бы один солдат-конфедерат пересечет реку Рио-Гранде. Никто из них этого не сделал - quod erat demonstrandum1.
- А разве нефозмошен вариант, што зольдаты-конфедераты ешчо не сделали этого только потому, што еще не законтшили все подготофительные процедуры? – Задал вопрос Шлиффен.
- Возможно, но маловероятно, - ответил Розенкранс. – Несколько недель назад они стянули в Эль-Пасо значительные силы, а это было еще до того, как мы предупредили их, что мы не будем просто стоять и смотреть, как они проворачивают свои делишки с Чихуахуа и Сонорой. И с того самого дня, полковник, с того самого дня ни один из этих вонючих сукиных детей не посмел даже носа высунуть из своих казарм. Если это не свидетельствует о том, что они боятся нас, то уж не знаю, что еще нужно.
Шлиффен думал, что он уже сообщил генералу Розенкрансу о том, что это может означать. Явно, в глазах американцского генерала подготовительный процесс означал не более, чем переброску войск из одного места в другое. Шлиффену было любопытно, не повело ли его опять его несовершенное знание языка. Нет, он так не думал. Проблема лежала во взгляде не мир генерала Розенкранса и – предположительно – президента Блейна.