1
Когда за плечами беглецов остались бессонная ночь скачки и первые сорок миль, отделяющих их от Магдебурга, Горовой скомандовал становиться на привал.
Лошади, прихваченные из конюшни императора, пришлись как нельзя более кстати. Вскормленные на овсе, они могли скакать по пять часов подряд, неся седоков, вес которых превосходил вес обычного жителя Германской империи. К утру и эти германские скакуны, правда, подустали, но были способны продолжать движение, чего нельзя было сказать о седоках. Если Горовой сидел как влитой, то Захар сильно кренился набок, а Костя при каждом шаге своего зверебца тихо постанывал. Да и раненому надо было дать отдых.
Остановились на привал у пролеска, в пределах видимости небольшого монастыря.
Солнце только начало окрашивать вершины деревьев. Горовой, как самый дееспособный, споро нарубил сушняка, приволок корягу и разложил небольшой костерок, на котором через пяток минут уже деловито булькал небольшой котелок, захваченный с кухни домовитым сибиряком. Захар добавил в кипящую воду, захваченную из Магдебурга в купленном на лошадином рынке бурдюке, луковицу, соль и половину плошки пшена. Когда поднялась кашица, сыпанул каких-то сушеных кореньев, местного гастрономического дефицита.
– А сало где? Или мясо? – удивился Малышев.
– Так пост же. Скоромное нельзя, – ответил Пригодько.
Костя поднялся:
– Ты это… Какой, на фиг, пост?! Жрать хочется, а ты тут жидкой размазней нас кормить собрался?
Спор погасил Горовой:
– Захар дело гутарит. Пост – значит, пост. Не жрать мяса, молока, жира и хлеба белого.
Казак сделал паузу.
– Но мы-то сейчас где? – Он обвел взглядом сбившихся в кружок вокруг костра беглецов. – Мы сейчас в дороге. А в путешествии – что? Можно не поститься.
Он кивнул на свернувшегося в комок Сомохова, над которым колдовал Валиаджи со своими баночками.
– А уж болящему и вовсе положено. Для восстановления сил, значица.
Костя, получив отповедь по религиозной тематике, понял, что забыл, с кем его свела судьба. Религиозное воспитание, полученное казаком и сибиряком, сильно отличалось от того, что привила ему бабушка в дни, когда он гостил у нее в деревне.
Захар молча вынул из своего сидора завернутый в тряпицу кус сала. Аккуратно отрезал от него ломоть, покрошил и добавил в кашу. Над полянкой поплыл аппетитнейший аромат.
Перед едой казак заставил расседлать лошадей, протереть их от пота и грязи, выгулять, чтобы привести скакунов в норму.
«Как бегунов после забега», – пришло в голову Косте, не сталкивавшемуся еще за свою жизнь с таким видом транспорта, как лошадь.