Только Костя грустно сидел на лавке, тихонько наигрывая на хитарьере несложные мелодии.
Неожиданно рядом с ним опустился на стул невысокий суховатый человечек в широкой коричневой хламиде, из-под края которой выглядывал краешек дорогого бархатного жакета.
– Разрешите представиться, – начал не сильно ожидавший разрешения незнакомец, произнося немецкие слова с легким акцентом. – Энцо Валиаджи, придворный лекарь его императорского величества Генриха IV.
Костя кивнул. Где-то он уже видел его.
– Это не вас ли я видел в комнате императора? – наконец вспомнил он.
Медик улыбнулся:
– Абсолютно верно. Меня.
Костя поднялся и церемонно поклонился. Таким образом на его глазах представлялись друг другу дворяне.
– Константин Малышев, купец из Полоцка. Ныне жонглер при дворе его августейшего величества Генриха IV.
Лекарь замахал руками:
– Ну что вы, милейший. К чему церемонии. – Снизив голос до доверительного шепота, итальянец продолжил: – Мы с вами оба служим одному господину, значит, в некотором роде коллеги.
Наступила пауза. Первым ее нарушил Валиаджи:
– Я слышал, вы неплохо играете на этой хитарьере? Или как там называют эту лютню, которую вы держите на коленях?
Костя вынужден был согласиться. В пределах замка он, бесспорно, был лучшим гитаристом. Энцо, улыбаясь так, будто по меньшей мере встретил доброго знакомого, продолжал обволакивать Малышева своим обаянием.
– Это редкий дар, которого я, увы и ах, лишен. – Он поджал губу, выражая вселенскую горечь от того, что не умеет извлекать достойные звуки из этой лютни-переростка.
Малышев сочувственно покачал головой.
Может, с Захаром или Горовым такие разглагольствования и прошли бы, но фотограф рос в совершенно другое время и в другом окружении. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что придворный медик затеял этот разговор не ради обсуждения своих способностей. Русич приготовился слушать, но итальянец со свойственными ему косноязычием и несдержанностью в речах еще пять минут описывал свои потуги на ниве изучения музыкальных премудростей. К концу этой пятиминутки лекарь, похоже, и сам поверил, что всю жизнь мечтал научиться играть на гитаре. Эта мысль спутала и без того не очень стройное течение его сентенций, и Валиаджи затих.
– А что за типы крутятся около тех двух фрейлин? – Костя кивнул в сторону двух респектабельно одетых рыцарей, с глупым видом топтавшихся у стола хорошенькой фрейлины и ее подружки, которая, по его скудным сведениям, была наследницей крупного манора[103] на юге Германии. Пара тертых рубак из свиты императора начали пир на мужском конце стола, но после здравиц перешли к женской половине.