Пока придворный лекарь собирался со своими мыслями, у Кости крепло убеждение, что собеседник что-то недоговаривает.
Кинув взгляд в указанном «полочанином» направлении, Валиаджи ушел от ответа:
– Да, поменялись нравы, нет того благородства отношений, что было при дворе Карла Великого. Только в итальянских городах и осталась чувственность отношений и ухаживаний, которую мы утеряли, возможно безвозвратно, после этих варварских разграблений великого римского наследия.
Малышев хмыкнул, но делать замечания итальянцу о том, что тот находится при дворе потомков тех самых варваров, не стал.
Энцо разглагольствовал дальше, вздохами и полунамеками вынуждая собеседника участвовать в разговоре, задавая вопросы.
– Что ж это за навыки, которые мы утеряли, любезнейший? – Костя произнес вопрос в тот момент, когда медик, раздосадованный эпохой и нравами, со скорбным лицом разливал по кубкам перед собой и Малышевым красное итальянское вино из подвалов императора.
Вино было настолько хорошим, что Костя даже пропустил ответ мимо ушей, так что придворному лекарю пришлось повторять свои знания об этикете минувших времен. Он долго говорил о бывшем величии Рима и его граждан, образованности, которую их потомки утратили, о нравах.
– Вот в стародавние времена было принято при светлейших дворах, когда на пиру благородные дворяне прислуживали, ну, там вино подливали, выбирали кусочки понежней… – Лекарь спохватился, что увлекся подробностями, и вернулся к теме: – Так вот, благородные господа прислуживали при столе дам, которые были им близки и по сердцу… Ну, таким образом и честь дамам оказывали, и удовольствие получали. Вон те увальни, видимо, пробуют сделать что-то подобное. Но неудачно. Как это по-немецки? Как свинья в лавке ремесленника, делающего глиняные плошки?
– Свинья в посудной лавке? – нашелся Малышев.
– Си-си, точно. Кабаны, только пятаки бородой прикрыли, – конфиденциально захихикал на ухо фотографу лекарь. – Не то что вы, например.
Пока Костя пробовал понять, к чему клонит медик императора, тот продолжил:
– Вы, видно сразу, образованный молодой человек, на лютне играете, даже меня, старика, за душу берет. Ведь раньше как было? Каждый праздник при столе сюзерена или его супруги, дабы выказать свое почтение и вассальную верность, десятки именитых дворян толпились. Кто свиную ножку поднесет, кто кубок наполнит. – Энцо всмотрелся в задумчивое лицо собутыльника и добавил: – А сейчас? Только эти два кабана похрюкивают у своей барышни. А говорят, такой обычай снова входит в моду.
Малышев задумался.