Выпили и Игорь с Тамарой.
— Скажи, Антон, а как мы будем делить астаховские деньги? — спросил биологический отец.
— Как делить? По-честному. То есть так, как скажу я!
— Ты все шутишь, а я серьезно.
— Нет, это я серьезно! Делим очень просто: первую половину получаю я, а вторую — вы. Но только при том условии, что наша дорогая мамочка согласится мне помочь.
— Что ты хочешь? — Тамара мрачнела все сильнее.
— Я не хочу повторить судьбу Астахова, вот и все. Я не хочу воспитывать чужого ребенка! Я не хочу, чтобы моя жена скакала из одной постели в другую!
Я не хочу, чтобы Форс заставлял меня жениться! Я не хочу, чтобы потом моя жена, ее любовник и их драгоценный сын меня разорили!
У Тамары на душе кошки не только скребли, но казалось, что они там уже и нагадили. Она отвернулась, но впавший в истерику Антон силой развернул мать к себе и заорал ей в лицо, что ненавидит Максима, Свету, ребенка, Астахова — весь белый свет. Потом неожиданно взял себя в руки и сказал совершенно спокойно:
— Значит, так, если ты мне не поможешь, вы не получите ни копейки.
— Успокойся, я все сделаю. Непросто дались Тамаре эти слова.
Земфира сидела у постели Рубины. Старушка говорила с ней из последних сил:
— После моей смерти ты станешь шувани в нашем таборе.
— Рубина, но я ведь теперь живу не в таборе.
— Не перебивай меня, мне и так осталось немного. Станешь шувани именно ты, — старая цыганка сняла с руки одно из колец — казалось, самое старое и потертое — и отдала его Земфире. — Но ты должна очистить душу от всех дурных помыслов. А в твоем сердце должна вырасти большая любовь к каждому, кто к тебе обратится…
На полуслове Рубина впала в забытье. Земфира испугалась и стала окликать ее по имени, звать, кричать, но больная никак не реагировала.
И вдруг, не открывая глаз, Рубина произнесла:
— Бейбут! — Покойный опять явился старой шу-вани оттуда, откуда не возвращаются. — Я ждала тебя, Бейбут, — ты не досказал мне то, что хотел.
Земфира затаила дыхание, не зная, что и подумать. А Бейбут отвечал Рубине:
— Да, я не сказал тебе о том, что ты должна оставить в этом мире. О том, что ты не имеешь права унести с собой. О том, что тебе не принадлежит.
— Ты говоришь о моей тайне?
— Да, Рубина.
— Но я хочу унести ее с собой в могилу.
— Ты не сделаешь этого. Не сможешь.
— Кому же я смогу доверить ее? На кого переложить тяжесть, с которой я жила столько лет?
— Передай тому, кто ее услышит…
И Бейбут исчез, а Рубина все еще продолжала говорить с ним о своей страшной тайне, до смерти пугая этим сидевшую у нее в ногах Земфиру.