«Ох, да какого черта! – подумала она. – Человек не каждый день влюблен по уши!»
Она решительно зашла внутрь и купила безделушку, а по возвращении домой прямиком поднялась к себе и потратила уйму времени на то, чтобы красиво завернуть ее в разноцветную бумагу и перевязать ленточкой.
Фрэнсис отдала подарок Лилиане на следующее утро, пока мать копошилась в саду. Она вручила его со смехом, и Лилиана тоже рассмеялась, развернув обертку, но когда дешевая фарфоровая безделица оказалась между ними, в сложенных горстью ладонях, обе почему-то перестали смеяться и посерьезнели.
– Я буду смотреть на него в твое отсутствие, – сказала Лилиана. – Кто бы ни находился со мной рядом – Лен или кто другой. Он будет думать, что я здесь, с ним, но я буду не с ним. Я буду с тобой, Фрэнсис.
Она поднесла фургончик к губам, закрыла глаза, словно загадывая желание, и поцеловала. А потом поставила на каминную полку, на место Морячка Сэма – прямо здесь, в собственной гостиной Леонарда, чей равнодушный взгляд, подумалось Фрэнсис, будет случайно падать на фарфоровый фургончик раз сто в день. Эта мысль вызвала у нее смешанные чувства, и она не поняла, какое из них преобладает: тревога или счастливое возбуждение.
Вероятно, разговор с Кристиной разрушил какие-то чары: вскоре после него все стало меняться не в лучшую сторону. Через пару дней, во время завтрака, матери принесли записку от миссис Плейфер с приглашением зайти в «Бремар» на пару часов, чтобы обсудить новое благотворительное предприятие. Фрэнсис планировала посвятить утро домашним делам и в любой другой день воспользовалась бы отсутствием матери, чтобы рьяно взяться за какую-нибудь особенно грязную работу, но сегодня, едва лишь мать вышла за порог, возбуждение от мысли, что Лилиана там, наверху, одна, стало нарастать в ней, как нестерпимый зуд. Наконец Фрэнсис не выдержала: поднялась по лестнице и постучала в дверь гостиной. Лилиана задернула портьеры, и комната превратилась в полутемное, теплое, уединенное убежище, каким казалась в памятную ночь со «змеями и лестницами». Сначала они лежали в обнимку на диване, целуясь, потом переместились на пол, осторожно расстегивая платья друг на друге.
Но когда Фрэнсис попыталась запустить руку Лилиане под юбку, Лилиана ее остановила:
– Нет.
– Нет?
– Не сейчас. Сначала ляг на спину, дай мне поласкать тебя.
Фрэнсис подчинилась: легла навзничь, закрыла глаза и позволила Лилиане поднять ей юбку, раздвинуть ей ноги. Она ощутила на своем обтянутом чулком бедре ладонь Лилианы, потом ее теплые быстрые губы. Почувствовала, как губы становятся влажными и бархатистыми, касаясь голой кожи над чулочной каймой. Нежные пальцы отодвинули в сторону перемычку коротких панталончиков, и губы оказались у нее между ног, тесно прижатые к ней, горячие и неподвижные, настолько невыносимо неподвижные, что Фрэнсис начала тихонько тереться о них – и тогда они ожили, раскрылись, задвигались, обжигая жарким дыханием, и язык заскользил, настойчиво надавливая, снова и снова…