Едва ли можно сомневаться в том, что сам Иисус никогда не помышлял выдавать себя за воплотившегося Бога. Такого рода идея положительно чужда еврейскому уму, и в Евангелиях синоптиков нет ни следа чего-либо подобного; намеки на нее встречаю я лишь в той части четвертого Евангелия, которую менее всего можно считать отголоском истинных идей Иисуса. Иногда Иисус как бы принимает даже меры к тому, чтобы отвергнуть подобного рода учение. Даже и в четвертом Евангелии обвинение в том, что он объявлял себя Богом или равным Богу, выставляется клеветой со стороны иудеев. В этом же Евангелии Иисус заявляет, что Отец более его. Сверх того, он признает, что Отец открыл ему не все. Он считает себя выше обыкновенного человека, но от Бога его отделяет целая бесконечность. Он сын Божий, но и все люди сыны Бога или могут до известной степени сделаться таковыми. Все люди ежедневно должны называть Бога своим отцом; все воскресшие будут сынами Божиими. В Ветхом Завете тоже сыновнее родство с Богом приписывалось личностям, которых отнюдь не считали равными Богу. На семитических языках и на языке Нового Завета слово «сын» в фигуральном смысле может иметь самое широкое значение. Сверх того, Иисус составил себе о человеке совсем не то невысокое представление, до которого низвел человека холодный деизм. По его поэтическому познаванию природы, вся вселенная проникнута единым дыханием: дыхание человека есть дыхание Бога; Бог обитает в человеке и живет человеком, точно так же, как и человек обитает в Боге и живет Богом. Трансцендентальный идеализм Иисуса никогда не позволял ему ясно определять свою собственную личность. Он в своем Отце и Отец в нем. Он живет в своих учениках и всюду с ними; он и его ученики составляют одно целое, как и Отец его с ним одно целое. В идее для него заключается все; тело, обусловливающее индивидуальные отличия, есть ничто.
Таким образом, название «сын Божий», или просто «сын», стало для Иисуса аналогичным с «сыном человеческим», а следовательно, и синонимом «Мессии», с той только разницей, что он называл себя только «сыном человеческим» и, по-видимому, никогда сам не присваивал себе названия «сына Божия». Названием «сын человеческий» он выражал свое право судьи, а «сын Божий» — свое участие в высших предначертаниях и свое могущество. Это могущество беспредельно. Власть эта дана ему его Отцом. Он получил власть даже отменить субботу. Никто не может знать Отца иначе, как через сына. Отец передал ему право судить. Природа ему повинуется; но она повинуется также и всякому, кто верит и молится; вера всемогуща. Надо помнить, что ни у него, ни у его слушателей не было ни малейшего понятия о законах природы, ограничивающих пределы возможного. Видевшие его чудеса благодарили Бога за то, что он дал такую власть людям. Он отпускает грехи; он выше Давида, Авраама, Соломона, пророков. Нам неизвестно, в какой именно форме и в каком мире это утверждалось. Иисуса нельзя судить по правилам наших мелочных условностей. Восхищение, которое он вызывал у учеников, действовало на него и увлекало его. Очевидно, что титул