и даже в книге «Премудрости», нисколько не проглядывает ни в Logia Матфея, ни вообще в синоптических Евангелиях, столь точно передающих подлинные слова Иисуса.
Действительно, учение о Слове не имело ничего общего с мессианством. «Слово» Филона и Таргума отнюдь не то же, что Мессия. Лишь позднее начали отождествлять Слово с Иисусом и, исходя из этого принципа, создавать целое новое богословие, весьма отличное от учения о царстве Божием. По существу, Слову принадлежит роль создателя и провидения, Иисус же никогда не заявлял притязаний ни на то, что он создал мир, ни на то, что он им управляет. Роль его будет в том, чтобы судить мир, обновить его. Он претендовал лишь на председательство в суде при конце мира, и все первые христиане приписывали ему именно это значение. До наступления великого дня он сидит одесную Отца в качестве его метатрона, первого министра и будущего мстителя. Сверхчеловеческий Христос византийских хоров, сидящий в качестве судьи среди апостолов, которые аналогичны с ним и выше ангелов, призванных только ассистировать и служить им, — вот вполне точное образное представление понятия о «сыне человеческом», первые следы которого так резко намечаются еще в книге Даниила.
Во всяком случае, тому миру вовсе не была свойственна строгая точность обдуманной схоластики. Вся совокупность изложенных нами идей в уме учеников складывалась в столь неопределенную богословскую систему, что сын Божий, этот двойник божества, в их представлении действует совершенно как человек. Он подвергается искушению, он не ведает многих вещей, он исправляется, меняет свои взгляды; он бывает угнетен, теряет мужество; он просит Отца избавить его от испытаний; он покоряется Богу, как сын покоряется отцу. Ему предстоит судить мир, а дня суда он не знает. Он принимает меры, чтобы обеспечить свою безопасность. Вскоре после его рождения приходится скрыть его, чтобы спасти от могущественных людей, желавших убить его. При заклинаниях дьявол издевается над ним и не сразу отходит. В его чудесах чувствуется тяжкое усилие, утомление, как будто нечто выходит из него. Все это просто деяния человека, посланного Богом, человека, которому Бог покровительствует и благоприятствует. Тут нечего требовать ни логики, ни последовательности. Разноречивость показаний обусловливается потребностью Иисуса внушить в себя веру и энтузиазмом его учеников. Для мессианцев школы тысячелетников, для закоренелых читателей книг Даниила и Еноха он был Сыном человеческим; для иудеев общей веры, для читателей Исайи и Михея он был сыном Давида; для своих последователей он был сыном Божиим, или просто Сыном. Другие принимали его за воскресшего Иоанна Крестителя, и ученики не порицали их за это, или за Илию, за Иеремию, согласно народному верованию, что древние пророки восстанут, чтобы приуготовить эпоху Мессии.