– Почему ты никому не сказала?
– А зачем? По многим соображениям, рациональнее оставить все как есть. Да и не хочу создавать тебе проблемы. Скажи мне, Леонид… Ты знал, какую аферу замыслил Касс, когда нанимался к нему?
– Нет, – признался тот, – он посвятил меня в детали уже после… Впрочем, о том, что дело пахнет скверно, знал сразу.
– Почему согласился?
– Потому что постарел и дома стал уже никому не нужен, вот и все. Медмодуль Касса почти чудо сотворил – до этого я плотно сидел на обезболивающем. Никогда не думал, что доживу до пятидесяти пяти, не думал о том, как старость встречать, – в итоге встретил ее с кучей старых ран, без работы и без средств к существованию. Так что… Я знал, что подписываюсь на мутное дело, но альтернатива была еще хуже.
Лаш легкомысленно пожала плечами.
– Не такой уж ты и старый. Моему отцу вон двести пятьдесят скоро, и то он решился завести еще одного ребенка в двести с лишним. В итоге, правда, двойня получилась.
– Ну так это вы, а я землянин. Пятьдесят пять мои – это уже старость считай что. Жить осталось всего ничего. Правда, Касс обещал, что благодаря его медицине через десять лет я буду в таком же состоянии, как сейчас, – может, и не врет.
– Вот оно как… – недобро протянула Лаш, – он, видимо, собрался держать тебя на коротком поводке. На практике мы живем примерно четыреста – четыреста пятьдесят периодов, но наши технологии позволяют замедлять процесс старения и частично реверсировать его. Другой вопрос, что это недешево.
Леонид махнул рукой:
– Забудь про него. А тебе сколько лет?
– Сто сорок периодов с моего рождения. Выходит около тридцати пяти. Но шесть лет я пролежала в анабиозе после аварии – стало быть, двадцать девять.
Наемник чуть подумал и спросил:
– А ты умеешь перепрограммировать андроидов? Касс показал мне как, но сложновато оно для меня.
– Разве они не обучаются словесно? – удивилась Лаш.
– Да есть у меня одна идея, – хитро улыбнулся Леонид и притянул ее к себе. – Я тебе расскажу, но… попозже!
* * *
Жизнь определенно пошла на лад. Скука и рутина днем никуда не делись, но по вечерам к Леониду приходила Лаш, и это меняло все. Наемник внезапно поймал себя на мысли, что на данный момент он уже не хочет никаких перемен в своей жизни. У него есть работа, кров над головой, стол… и Лаш. А больше ведь ему ничего и не надо. С развлечениями туговато, чтобы не сказать – совсем печально, но это он уж как-нибудь перетерпит, так не бывает, чтобы все абсолютно было зашибись. Когда тебе хорошо живется – глупейшее, что ты можешь сделать, это желать большего. «Ералаш» про пацана, которому на голову упал мятый рубль, после каждой прогладки утюгом увеличивавший свой номинал, Леонид очень хорошо помнил. Когда рубль стал стольником, то следующая прогладка превратила его снова в мятый рубль – и уже навсегда. Пацан дурак был, мог же сообразить, что купюры выше ста рублей в Советском Союзе нет.