.
В этой книге неспроста упоминается фамилия князей Ухтомских. В XVII и XVIII веках в церкви преподобного Сергия Радонежского находилась родовая усыпальница этого знатного рода. Ухтомские происходили от Рюрика и являлись младшей ветвью удельных князей Белозерских. Основатель рода – князь Иван Иванович – владел Ухтомской волостью на реке Ухтоме и принял фамилию от этой волости. Характерная черта рода – его многочисленность. Ухтомские были записаны в дворянские родословные книги более десяти губерний. Среди Ухтомских было немало известных имен. Василий Иванович по прозвищу Большой отличился в казанском походе 1467 года. Хлыновский воевода Михаил Федорович Ухтомский во время Смуты остановил наступление захватчиков на Вятку. Самым известным представителем этого княжеского рода является Дмитрий Васильевич Ухтомский – ведущий архитектор Москвы в период правления императрицы Елизаветы Петровны, создатель Красных ворот, дворца Апраксиных-Трубецких, храма Мученика Никиты на Старой Басманной и колокольни Троице-Сергиевой лавры.
А. М. Васнецов. Лубяной торг на Трубе в XVII веке
В 1702 году к Сергиевской церкви был пристроен широкий южный придел Иоанна Предтечи, а через несколько лет – вытянутый вдоль четверика и трапезной северный Никольский придел. В 1749 году произошла крупная переделка храма Сергия Радонежского в Крапивниках, благодаря которой он приобрел вид, близкий к современному. Появились колокольня и верхний ярус церкви в виде невысокого четверика со срезанными углами. В основных гранях верхнего яруса были прорезаны окна, промежуточные грани украсили арочными нишами, а углы – пилястрами. Кстати говоря, Д. В. Ухтомский в середине XVIII века работал в Высоко-Петровском монастыре и мог принимать участие в переустройстве Сергиевского храма.
В январе 1771 года в Москве началось ужасное бедствие – открылась моровая язва. Краевед Е. А. Звягинцев в статье «Чума в Москве в XVI и XVIII вв.» отмечает: «Эпидемия 1771 года была повальной болезнью преимущественно городской бедноты. Наиболее обильную жатву она собирала среди необеспеченных слоев населения. В Москве имелись доктора, рекомендовались лекарства и вырабатывались более или менее действительные средства для предохранения от заразы. Но всеми докторскими советами и медицинскими средствами могли пользоваться только люди состоятельные. Для городской же бедноты в условиях крайней скученности, плохого питания, недостатка белья и одежды все благие советы были пустым звуком. В своем озлобленном состоянии московская «чернь» готова была думать, что зараза является делом чьей-то злой воли. Распространялись подозрительные слухи о преступном поведении докторов, обострялось всегдашнее недоверие к представителям царской власти, к дворянству и его ставленникам. В народе зрело глухое недовольство, которое в сентябре 1771 года, когда беспощадная чума достигла наибольшей силы, вылилось в так называемый чумный бунт»