Кащеева наука (Рудышина) - страница 137

После того как русалкам показалось, что они достаточно времени уделили моему облику и что не стыдно показать меня своему повелителю, они потащили меня длинным сверкающим коридором, освещенным дивными желтыми камнями, которые дарили ровный свет – равнодушный к моему горю, стылый свет, неземной.

Истекала серебряная пена на перламутре стен, и запах соли, моря и водорослей, запах прибрежного ила и гнилой рыбы забивал мне дыхание. Но мы неслись все дальше, и все темнее становилось вокруг. Но вот вспыхнул яркий свет – мы выплыли из пещеры, и вода стала удивительного лазурного цвета – как васильки на полях, как небо по весне.

Белоснежная фата кораллового песка над ногами, корона из покрытых золотом коряг на голове, вуаль тонких водорослей стекает зеленой волной…

Тяжел венец этот. Давит виски, сжимает их, а ожерелье кажется цепью, на которую посадили меня, чтоб не сбежала.

– Радоваться должна! – прошипела одна из русалок, подталкивая меня в спину – иди, мол, не стой истуканом.

– Чему радоваться? – Я удивилась, что могу под водой говорить, это оказалось несложно, главное – страх перебороть. Вода здесь ощущалась, как взвесь тумана над рекой в сырой день, и не давила, не пыталась затечь в рот или уши. Дивное ощущение. Призрачной тенью пронеслась мимо медуза, едва коснувшись плеча. Морские звезды устилали песок, и среди них то и дело можно было увидеть ползущего куда-то краба.

– Не каждой дается счастье такое… – в голосе русалки послышалась зависть.

Я ничего не ответила, молча пошла вперед, к распахнутым навстречу мне створкам огромной ракушки. Я здесь родителей отыскать хотела – и я найду их, даже если придется ради этого замуж за водяного выйти, что ж, значит, такова моя доля. Бегала от нее, бегала, не смогла убежать.

Морское дно возле входа в тронный зал пестрело яркими коралловыми веточками, стволы и отростки подводных деревьев переплетались с зелеными и бурыми водорослями, что трепетали от малейшего движения вод, и множество дивных цветов, похожих на земные, распускались в саду этом, а танец живых лепестков придавал им еще большую прелесть.

Эти морские лилии и астры были ярко освещены солнцем, пробившимся сюда сквозь толщу вод, отсвечивали серебром, переливались самоцветами. Серебряная и золотая рыбья чешуя сверкала среди этого великолепия красок, и я начинала понимать, почему русалки так любят свое царство – здесь красиво и спокойно, несмотря на холод, здесь слышится издалека чудесная музыка, и кажется, что не может случиться никакой беды, пока ты сидишь в ракушке, обнимая жемчужину, бархатистую, нежную… Я очнулась в полумраке, освещенном лишь блеском перламутра.