Но я-то помнила, как может выглядеть повелитель морового подземного царства, и от этого еще страшнее было.
– Гой еси, добры молодцы да красны девицы… – Кащей обвел нас темным, сумрачным взглядом и нахмурился. – Кто передумал ежели, пусть сейчас уходит, потом поздно будет.
– А если… если передумал? – чуть дрогнувшим голосом спросил кто-то из юношей, кажется, внук богатыря Святогора. В отличие от своего знаменитого деда, парень уродился хилым, слабеньким, а когда в нем еще и темные силы проснулись, так и вовсе он в себе разуверился.
– Домой идти, на печи сидеть, каликов перехожих ждать! – рыкнул Кащей и поднялся на крыльцо с удивительной живостью. – Кто все еще готов продолжать учиться – за мной!
Несмотря на свой страх, внук богатыря поплелся вслед за наставником, впрочем, особой прыти и остальные не проявили, меня так и вовсе трясло, пока я шла по скрипящим ступеням, пришлось цепляться за перила и заставлять себя не думать о могильном тлене и мороке царства мертвых.
Как так вышло, что я последняя осталась стоять перед дверью? Не знаю… Да вот только Кащей, застывший со сложенными на груди руками, смерил меня холодным взглядом и спросил:
– Что происходит? Мне Василиса сказывала, ты смелость да удаль показала, пока по подземью с Гоней бродила, все напасти преодолела, все соблазны… Неужто без куколки ни на что не способна?
И поняла я – дразнит он меня. Хочет на злость вывести, чтоб я ответила – все смогу безо всяких волшебных помощников!
А я… не могла я. Я так и стояла, схватившись за перила так сильно, что побелели руки, и их судорогой свело, едва с дрожью справилась.
– Я… боюсь. И не стыжусь этого. Это честнее, чем хорохориться, а потом в мороке вашем сгинуть… – Я пыталась каждое слово подбирать, чтоб ненароком чего неправильно не сказать, боялась я наставника, жуть как боялась. Не человек ведь он, и людское все ему чуждо. И тревоги наши его не взволнуют – ведь нет в нем сердца и не течет по венам кровь. Смола ядовитая, туман да стынь, сотканная из дымов осенних костров, – вот что у него вместо крови. А сердце его – игла волшебная, что спрятана от глаз подале. Ни убить его, ни ранить. Нет в нем ни жалости, ни сострадания. С нами возится лишь потому, что получит себе ведьму иль колдуна в услужение – так ему было обещано.
И боялась я еще и потому, что приснилось мне однажды, что именно я вытащила из шелкового черного мешочка проклятый камень, означавший, что мне в Навь с умертвием уходить.
Кащей глядел на меня, глядел стеклянными глазами, в которых стыла осенняя ночь, а потом расхохотался.