Под окошком шепот раздавался – хриплый, звериный…
– Скорей отвори! – слышалось в Марьиной ночи жадное, стылое…
Кто это был? Неважно.
Не открывала.
Жгла свечи, верила, что все души людские, что заблудились в потемках, что путь утратили, смогут увидеть мой огонек и прийти на трапезу праздничную.
Ночь эта – великая, границы меж мирами сметающая, души предков и души тех, кто будет жить в будущем, кружат в черных небесах, бродят туманными тропами, все умирает, и все рождается вновь.
Я должна в эту ночь победить свои страхи, очиститься от зла и тьмы, войти в рассветную стынь обновленной.
На столе – миска с угощением для душ, у окна – свеча трепещет мотыльком, яблоки истекают медовыми соками, сладко пахнут, и белеют на лавке осенние нежные цветы, ломкие, хрупкие, я их нарвала в лесу за оградой, когда было у нас занятие, посвященное защите от магических нападений. Вот утихнет вой за порогом, сплету венок.
И нет в моем сердце сожаления или боли. Нельзя ни о чем тосковать, нельзя плакать. Двери распахнуты в сенях – вот и скрипят, видать, то души ходят… Когда отец был со мной, он всегда поминал предков, рассказывал о дедах да пращурах, чуров, что в очаге жили, к столу звал. Живы ли родители? Или и их души прилетят на трапезу ко мне?..
Шепотки начали доноситься из сеней, сквозняк коснулся занавесей, огладил холодной рукой мою щеку. Дрогнул огонек свечи, но не погас.
Тень скользнула в комнату – угловатая она была, юркая, как ящерка, то на стену заберется, то по притолоке промчится.
Я, в нее вглядываясь, прошептала:
– Не проси ни о чем… Возьми что положено и уходи.
На месте костров – зола, на месте лесов – вересковые пустоши. Кто знал, когда тень жила эта? Что она оставила по себе и что с собой принести может?.. Безымянная, молчаливая, скользнула она к миске, отведала угощения, и на миг показалось мне, что вижу я женщину старую – белы у нее косы, под бабий повойник спрятанные, пусты глаза, словно бельмами затянуты, нос крючком и рубаха из небеленого полотна. А пояс дивный, узорчатый. Оглянулась на меня – и исчезла, истаяла, словно дым от свечи.
А я поклонилась ушедшей, надеясь, что и меня когда-то так же встретит кто-то да накормит, обогреет. Скрипнули половицы, и стих вой – словно дух добрый прогнал кого-то с порога. Оберегает, видать, в благодарность за уважение.
В ночь эту, что соединяет всех, кто когда-то жил, кто сейчас живет и кто лишь родиться должен, все должны отведать угощения. Никого прогонять нельзя.
И я не боюсь ничего – ни тьмы, ни морока, не ищу защиты у Мары-Марены, не иду во двор, чтобы присоединиться к ряженым, не слушаю ничьих ночных бесед. Но и не зову светлых богов – нет сегодня их силы. Не боюсь теней, ибо знаю – не обидят они… Осень уходит вместе с шелестом листьев на холодном ветру, впереди – долгие зимние вечера, когда прясть да ткать положено.