Иван шел чуть впереди, неся заплечный мешок, в который нам сложили самое необходимое в дорогу, и – диво дивное! – Василиса даже выделила нам скатерть-самобранку, чтоб не пришлось тратить время на охоту али завертать на постой в села, что будут попадаться на пути.
Царевичу вся эта идея с вызволением Кащея сразу не понравилась, он злился и ерничал, ярился, кричал, что рад будет, ежели навий царь сгниет в своем плену, но Василиса смогла унять норов Ивана – чем уж она его уговорила, не знаю, разговаривали они при закрытых дверях. А в разум его смотреть я не решалась – вообще не любила я, когда открываются предо мною чужие память да мысли, ведь боль того человека тогда моею делается, тоска его меня глушит, его слезы по моим щекам текут. Можно и умереть в чужом видении… А можно заблудиться – да так, что всю жизнь будешь блукать призрачными дорогами чужих грез.
Потому я и сдерживала изо всех сил умение это проклятущее, за которое меня еще в родной деревне невзлюбили.
Пошел Иван со мной – и то ладно. Я старалась о Кащее не говорить, не хотелось споров да пререканий, и не в ревности было дело – не знал Иван, что меня повелитель Нави соблазнить пытался, – а в том, что мы, вместо того чтобы сестру его искать, идем татя освобождать.
Так он мне и сказал, едва за заборол чародейской школы ступили.
– Василиса сказывала, что коли освободим Кащея, так и девчата там же будут, – ответила я, поклонившись теремам высоким, что над верхушками елок золотились. Неизвестно, когда доведется вернуться – чуяло беду сердце, чуяло, что долго еще не увижу я своего домовика, кота черного приблудного, Василису Премудрую да других наставников. И тошно становилось от этого предчувствия.
– А вдруг не будут? – ощерился Иван.
Вообще, он изменился в последнее время – видать, за сестру больно переживал, потому я старалась раны его не бередить.
Вот и шли молча, пока к реке не добрались.
Земля оковы снежные давно скинула, зеленью уже покрылась свежей, на березе сережки висели, и резные листики солнце поймать пытались, верба покрылась желтым цветом, который кое-где сменился пушистыми почками, а елки старую хвою всю скинули, и мягко пружинила она под ногами. Пролески выпускали синие стрелы цветов, и запах весны несся просторами Зачарованного леса.
Река чернела в туманной дымке – опасная и непредсказуемая.
Я осторожно шагнула по валежнику, ища глазами мост. Но его не было. Неужто вброд переходить?
– Боишься? – спросил Иван, приостановившись, меня поджидая.
Куколка на его плече сидела, в новом платье из блескучего шелку заморского, вышитого золотом да серебром, волосы ее соломенные платок цветастый покрывал, и глазенки Гони хитро сощурились в этот миг, словно она что-то задумала.