– Где выросла ваша жена, мистер Бастераш? – спросил Фрост.
– В Массачусетсе. Она переехала в Ньюпорт, когда нашла здесь работу в Школе Монтессори.
– Она часто приезжала в район Бостона? У нее там были друзья, семья?
– Нет. Родители умерли, так что ей не к кому было ездить в Бруклайн.
Джейн перестала делать записи в блокноте и подняла голову:
– Сара выросла в Бруклайне?
– Да, она жила там, пока не окончила школу.
Джейн и Фрост переглянулись. Кассандра Койл и Тимоти Макдугал тоже выросли в Бруклайне.
– Ваша жена была католичкой, мистер Бастераш? – спросил Джейн.
Он нахмурился, вопрос Джейн явно озадачил его.
– Ее родители были католиками, но Сара давно оставила церковь. – Он печально усмехнулся. – Она говорила, что до сих пор носит травмы католического воспитания.
– Что она имела в виду?
– Это она так шутила. Она говорила, что Библия должна быть оценена высшим баллом по уровню насилия.
Джейн наклонилась к нему, чувствуя, как участился ее пульс:
– Ваша жена знала что-нибудь о католических святых?
– Гораздо больше меня. Я воспитывался агностиком, а вот Сара могла посмотреть на картину и сказать: «Это святой Стефан, его забили камнями до смерти». – Он пожал плечами. – Наверное, этому и учат детей в воскресной школе.
– Вы не знаете, в какую церковь она ходила ребенком?
– Понятия не имею.
– А в какую школу?
– Извините, я не помню. – Он помолчал. – Если бы знать заранее.
– Вам известны какие-нибудь ее друзья детства из Бруклайна?
Кевин надолго задумался над этим вопросом, но так и не смог на него ответить. Вместо ответа он посмотрел на окно, на котором пока не висели шторы, потому что это место еще не стало его настоящим домом. Может, никогда и не станет: временное обиталище Кевина Бастераша, место скорби и исцеления, которое он со временем покинет.
– Нет, – ответил он наконец. – Я виню себя за это.
– Почему, сэр? – мягко спросил Фрост.
– Потому что меня никогда не было рядом с ней. Вечно в командировках. Половину времени я проводил на чемоданах. Договаривался о сделках в Азии, когда должен был находиться дома. – Он посмотрел на них, и глаза его увлажнились. – Вот вы спрашиваете о детстве Сары в Бруклайне, а я ничего не могу сказать.
Может быть, кто-нибудь другой скажет, подумала Джейн.
* * *
Она не говорила с Элейн Койл несколько недель и, набирая ее номер, боялась вопроса, который Элейн почти наверняка задаст: «Вы так и не нашли убийцу моей дочери?» Этого известия всегда ждут родственники жертвы. Им не нужны отговорки. Они хотят положить конец неопределенности. Они хотят справедливости.
– Мне очень жаль, – пришлось сказать Джейн. – У нас пока нет подозреваемого, миссис Койл.