Особенно один из ночлежников вспоминал былое. От прежней жизни или в память о ней у него сохранился плохонький рисунок, вырезанный из какого-то иллюстрированного журнала: на нем был нарисован старик отец, в театральной позе, показывающий сыну вексель. Рядом стоит и плачет мать, а сконфуженный сын, прекрасный молодой человек, замер в неподвижной позе, опустив глаза от стыда и горя. По-видимому, трагедия заключалась в подделке векселя. Художник Симов не одобрил рисунка. Боже! Что тогда поднялось! Словно взболтнули эти живые сосуды, переполненные алкоголем, и он бросился им в голову… Они побагровели, перестали владеть собой и озверели. Посыпались ругательства, схватили – кто бутылку, кто табурет, замахнулись, ринулись на Симова… Одна секунда и он не уцелел бы. Но тут бывший с нами Гиляровский крикнул громоподобным голосом пятиэтажную ругань, ошеломив сложностью ее конструкции не только нас, но и самих ночлежников. Они остолбенели от неожиданности, восторга и эстетического удовлетворения. Настроение сразу изменилось. Начался бешеный смех, аплодисменты, овации, поздравления и благодарности за гениальное ругательство, которое спасло нас от смерти или увечья».
* * *
Самым же благородным обитателем Хитровки был доктор Кувшинников, служивший здесь врачом. Владимир Алексеевич в своих рассказах о Хитровке, разумеется, не обошел его вниманием: «Пока я собирал нужные для газеты сведения, явилась полиция, пристав и местный доктор, общий любимец Д. П. Кувшинников.
– Ловкий удар! Прямо в сердце, – определил он. Стали писать протокол. Я подошел к столу, разговариваю с Д. П. Кувшинниковым, с которым меня познакомил Антон Павлович Чехов.
– Где нож? Нож где?
Полиция засуетилась.
– Я его сам сию минуту видел. Сам видел! – кричал пристав.
После немалых поисков нож был найден: его во время суматохи кто-то из присутствовавших вытащил и заложил за полбутылки в соседнем кабаке».
Дмитрий Кувшинников, будучи гражданином благородным и самоотверженным, нарочно, для того, чтобы служить московской бедноте, выбрал участок, обслуживающий территорию Хитрова рынка. И, соответственно, и принимал, и жил на казенной квартире в здании Мясницкой полицейской части, прямо под деревянной каланчой. Здание по сей день стоит во дворе дома 8 по Малому Трехсвятительскому переулку. Правда, каланчу снесли, хотя в 1925 году ее предполагали оставить как «памятник уходящего быта».
Медицинские истории же, как нетрудно догадаться, здесь случались самые разнообразные. От случая с ножом, описанного Гиляровским до обычных бытовых конфликтов: «27 сентября в доме Кулакова на Хитровской площади, крестьянин Филипп Сидоров, 33 лет, будучи в нетрезвом виде, поссорился с крестьянкой Агафьей Трофимовой, которой он ухитрился откусить нос».