Но с декабря 1905 года все стало иначе.
Впрочем, добропорядочные обыватели восприняли декабрьское событие как чушь. Предприниматель Вишняков записывал: «На прошлую ночь был назначен митинг в учебном заведении Фидлера. Ив. Ив. Фидлер мне очень хорошо знаком. Это подозрительная личность, промышлявшая постройкой домов, а теперь играет в революцию. Он очень противен своими жульническими глазами на розовом лице… Он спекулировал на домах, а запутавшись, перевел имущество на имя жены и подрядчиков. Он стал разрешать в своем учебном заведении митинги учащихся средних учебных заведений, а на сей раз у него собрались заправские революционеры».
Естественно, что представители другого лагеря были совсем иного мнения о Фидлере, и официальная советская мемуаристика ни в коей мере не набрасывалась ни на махинации с недвижимостью, ни, тем более, на «жульнические глаза на розовом лице». Впрочем, героем господина Фидлера не делали. Так, удобный материал, по случаю попавшийся под руку.
Основное место в революционных мемуарах все-таки отводится прямым участникам декабрьского восстания: «Настроение всех собравшихся было чрезвычайно серьезное. Дружинники тщательно охраняли вход в училище и внимательно проверяли каждый мандат. Марат особенно торжественно открывает собрание кратким вступительным словом… Затем подобный доклад сделал Любич… Я не помню, сколько было произнесено таких речей (их было много)».
И так далее.
А вот что записал сторонний наблюдатель: «Полиция оцепила дом, а солдаты установили пушки. Потребовали сдаться собравшимся, но в ответ из окон раздались выстрелы. Тогда был отдан приказ палить из пушек. Вскоре осажденные выкинули белый флаг. Офицер с солдатами подошел к двери здания, но оттуда бросили бомбу и убили несколько человек. Тогда вновь открыли пальбу из пушек».
В наши дни трудно себе представить всю глубину трагедии 1905 года. В особенности – когда дело касалось детей. Один из современников, предприниматель Варенцов оставил пронзительные мемуары: «Однажды, когда я ложился спать, раздались орудийные выстрелы, как мне казалось, недалеко от моего дома. Выстрелы продолжались довольно долго, сильно всех нервируя. На другой день узнали: бомбардировали какое-то частное реальное училище в Лобковском переулке, близ Чистых прудов, занятое революционерами, не пожелавшими сдаться и выйти из училища.
Какое же было мое удивление, когда потом пришлось узнать, что среди этих революционеров был мой пятнадцатилетний сын, по развитию еще совершенный мальчик. Он жил со своей матерью, вышедшей замуж за присяжного поверенного по бракоразводным делам… Мальчик не имел никакого присмотра, сошелся с весьма сомнительными людьми, с которыми начинял бомбы взрывчатыми веществами и с ними очутился в Лобковском переулке, и только по счастливой случайности не был арестован. Когда училище начала обстреливать артиллерия, то он и другие его сверстники-товарищи перепугались, и эти «герои» взобрались на крышу дома, а с нее перебрались на крышу соседнего дома, откуда попали на чердак и по черной лестнице спустились во двор и благополучно разбежались по домам».