Господин Голицын несколько запутался. В действительности Родионов-Гобсек (он получил эту кличку потому, что брал вещи в заклад и был весьма суров по отношению к своим клиентам) и Родионов-Гробовщик жили в разных, хотя и соседних домах. Гробовщик занимал дом №23 все по той же Покровке.
Впрочем, в том, что касалось деятельности этих специалистов, мемуарист был абсолютно прав: «Следует упомянуть и о гробовых лавках. Их хозяева, проведав, что по соседству с ними кто-нибудь тяжело болен, отправлялись к нему в дом и, интересуясь тем, жив ли больной или умер, предлагали домашним свои услуги, причем если сразу являлись несколько конкурентов, то между ними происходило соревнование, порой довольно шумное. Кроме всех похоронных принадлежностей они брались доставить за умеренную плату „гостей“ для сопровождения покойника на место упокоения в том случае, если похороны оказались бы чересчур скромными».
Так что Ильф и Петров, описывая нравы уездного города N., в котором действовали «Безенчук и нимфы», были еще очень сдержаны, робки и скромны в изложении особенностей гробового бизнеса.
Лучше уж старинными конфетницами торговать.
Жилой дом (улица Покровка, 38) построен в 1914 году по проекту архитектора Ф. Контрима.
Собственно, про этот дом сказать и нечего. Ну дом – и дом. Невзрачный. Серенький.
Однако обойти его своим вниманием никак нельзя. Ведь два столетия тому назад тут стоял дом, принадлежавший голицынскому роду. И именно здесь останавливалась по приезду в Москву пожилая графиня Наталья Петровна Голицына, известная тем, что с нее Пушкин списал кошмарную старуху для своей «Пиковой дамы». Графиня обитала в славненькой усадьбе, построенной, по-видимому, В. Баженовым. И, путешествуя в своем чепце по анфиладе темных комнат, вероятно, придавала улице Покровке еще больше респектабельности.
Она слыла загадочной особой. Например, ходили слухи, что Голицына в молодые годы славилась в Париже – носила прозвище «московская Венера», что ее поклонником был сам правитель Англии Георг IV, а Ришелье чуть было не покончил жизнь самоубийством из-за неразделенных чувств к русской красавице.
В действительности никакой красавицей княгиня не была, и больше того, отличалась вызывающим уродством. Прозвище ее было нисколько не Venus moscovite (московская Венера), а Princesse Moustache (княгиня Усатая), или совсем издевательское Fee Moustachine (Усатая фея), а то и запросто Moustachine (Усачка). Все эти прозвища были весьма щадящими – ведь у Голицыной, кроме усов, произрастала борода. По словам современников, Наталья Петровна любила бывать на балах, где вся разнаряженная, сидела в углу, словно уродливое, но обязательное украшение.