Доказывать больше нечего: я влюблена в него до беспамятства, он, вполне возможно, тоже. Или хочет меня до беспамятства. И при таком раскладе любая наша встреча будет заканчиваться или страстью, или разочарованием, что мы не дали выхода страсти.
А когда уходила, он вдруг начал:
— Арин, а может ты сейчас…
И осекся. Отвернулся. Мне до ужаса хотелось услышать продолжение — он или позовет на ужин, или предложит чаю, или остаться на ночь. А у меня еще руки дрожат до такой степени, что я соглашусь на что угодно.
— Что? — спросила, не выдержав.
— Ничего, — он вдруг посмотрел с иронией — один глаз прищурен сильнее, сказал совершенно другим тоном: — Увидимся завтра в шесть. Я начинаю привыкать к такому горячему расписанию.
А ведь так и будет! Всегда или очень долго. У нас было больше шансов надоесть друг другу, если бы я осталась. Но такие визиты, вроде бы ни к чему не обязывающие, на фоне еще не остывшего желания только сильнее распаляют. Если он даже до сих пор не был влюблен в меня, то я сама провоцирую в нем азарт. И не отталкиваю, потому что пока представить не могу, как это делается.
Лера встретила меня круглыми, перепуганными глазами:
— Аришк… тут это… папа твой!
Я удивилась только тому, чем же родитель успел перепугать мою подругу. Хотя одного его взгляда обычно хватает… А тот «Фольксваген» у подъезда сразу должен был навеять мысли — это же одна из двадцати любимых машин отца. Но я не обратила внимания, потому что была погружена в себя. Или мне уже давно было наплевать.
Прошла в кухню и села напротив. Лера испарилась в дальней комнате. Отец выглядел спокойным — просто хмурился, но смотрел прямо и без раздражения.
— Арина, пора этот бунт заканчивать.
Я отвечала тоже ровным голосом:
— Это не бунт, пап. И я только начала.
— Многие уже начинают спрашивать… Пока скандал не вышел за рамки семьи, давай просто закроем этот вопрос?
Я медленно вдохнула:
— Почему бы уже не вынести скандал за рамки семьи? Ну, сообщи уже прямо — твой третий ребенок от рук отбился, ты слишком любил его и баловал, вот и добаловал на свою голову. Сокрушайся, переживай, но для твоей же репутации будет лучше, если разведешь руками и заявишь, что ничего со мной сделать не можешь. Не силой же меня держать. Поверь, это самый лучший выход… для твоей репутации.
У него заходили желваки, но отец снова сдержался. Не зря столько времени прошло — он, как и я, настраивался на эту встречу:
— Я понять только не могу, чего ты добиваешься? Скажи свои условия, и мы с матерью подумаем. Но вот это все, — он махнул рукой в сторону, видимо, показывая скромную по его меркам квартирку, — просто детский сад.