Из недавнего прошлого одной усадьбы (Олсуфьев) - страница 62

Красные Буйцы. Выход из церкви после пасхальной заутрени. Частное собрание, Москва

Но постараюсь описать эту гостиную по порядку. Налево от две ри, вдоль западной ее стены, стояла кушетка; в ее ногах рядом с дверью – сто лик для шелков, который в отличие от остальной новой, светлой карельской мебели гостиной был из той же березы, но темной, и был начала[75] прошлого столетия; на стене, у двери, приблизительно над этим столиком висело два карандашных этюда Серова – натурщица и императрица Елизавета Петровна; последний этюд был двухсторонний: на одной стороне было поясное изображение государыни, на другой – она верхом, причем Серо вым были записаны и краски; он, кажется, делал этот рисунок с портрета императрицы в Музее Александра III в Петербурге. Эскиз был в золоченой вращающейся рамке. Над кушеткой висело два больших панно в тонких черных дубовых рамках – темпера Д. С. Стеллецкого: «Ночь» и «Вечер», подаренные нам им с парными панно «День» и «Утро», в таких же рамках и висевшими в той же гостиной на противоположной стороне. Они изданы были в свое время в «Аполлоне» и представляли одно из первых исканий Стеллецкого в области иконописных стиля и техники. В северной стене гостиной ближе к северо-западному углу комнаты приходилась большая кафельная печь, расписанная С<оней> зелеными вазами, рисунок которых был взят ею в Петровском, Голицынской подмосков ной, где жила сестра ее Л<юба> замужем за князем А. В. Голицыным. В небольшом промежутке между углом и этой печью висела темпера, тоже Д. С. Стеллецкого – эскиз занавеси к «Борису Годунову», красивая, красочная вещь, написанная им под свежим впечатлением древнего шитья в Кирилло-Белозерском монастыре.

Вдоль северной стены, за печью, стоял стул с круглой спинкой, потом шкафик со стеклянными дверками, в котором был красивый чайный фарфор, Попов, голубой с розами, подаренный С<оне> ее матерью, и торжественный чайный сервиз моей бабушки графини Марии Николаевны, завода Корнилова, должно быть 50-х годов, красный с золотом; на шкафике, покрытом легким полотенцем, был расставлен новый датский фарфор королевской фабрики, а среди него стояла большая фарфоровая кружка завода Миклашевского с выпуклыми колосьями пшеницы; она была подарена мне моей тетушкой графиней Александрой Андреевной Олсуфьевой, когда я, еще гимназистом старших классов, был у нее в Волокитине, в ее имении Черниговской губернии, где когда-то процветал известный фарфоровый завод ее отца – Андрея Михайловича.

Далее следовал такой же стул, как между печью и шкафиком, а за ним – большой мягкий угловой диван с высокой спинкой, занимавший собою весь северо-восточный угол гостиной. Он покрыт был холщовой материей, сшитой широкими полосами – серыми и лиловыми. Над стулом рядом с печью висела закантованная фототипия с карандашного портрета Л<юбы> Г<олицыной>, сестры С<они>, нарисованного их родственником Раото’м Трубецким, когда ей было лет 17–18: красивая, грациозная вещь, оригинал которой был у родителей С<они> на Молчановке. Над шкафиком висела небольшая вещица – темпера Дягилевой-Луговской, intérieur, напоминавшая нам детство нашего сына М<иши> и купленная нами на одной из выставок в Москве; она была вставлена в тонкую золоченую рамку. Над вторым стулом была не большая березовая полочка, на которой стояла плоская, очень изящной фор мы античная кратера – глина с фигурами черным, привезенная нами из Дельф. Над диваном, по северной стене, были развешены в тонких светлых березовых рамках фотографии с любимых произведений искусства в Италии: конной статуи Марка Аврелия, Colleoni, нескольких Мадонн Bellini, Георгия Рафаэля, Van der Goes’a и других. Помню, как большую фотографию Bellini, висевшую тут, мы купили с С<оней> выходя из Академии в Венеции в одно из бодрых ярких зимних утр. В самом углу на полочке стоял древний эмалевый итальянский триптих, привезенный моей матерью из Италии, а под ним глиняная расписная лампада барок ко, купленная нами у одного крестьянина в Жерженте (юг Сицилии). Над этим же диваном на восточной стене висело два панно Стеллецкого, о которых я уже упоминал, затем два эскиза П. И. Нерадовского к иллюстрациям «Братьев Карамазовых»: «Верующие бабы» и «Старец Зосима с Алешей». Первый эскиз был нарисован под влиянием буецких типов и буецких нарядов.