Она намеренно встала как можно медленнее, развернулась вокруг своей оси и снова погрузилась в чан.
– Ну, вам не видно? Может, уже есть какой-нибудь результат?!
Мария и другие женщины хихикнули. Крошечные набедренные повязки, которые носили лучники, уже не раз веселили девушек.
Когда Мария легла, чтобы насладиться солнечными ваннами, она почувствовала себя довольно уставшей. Глаза просто слипались. Как же приятно немного подремать посреди дня! «Что бы сказала Йоханна на такую смену образа жизни?» – подумала Мария и улыбнулась про себя.
– Ты выглядишь как кошка, которая проходит мимо горшка со сливками, – сказала Шерлейн, расплетая рыжие волосы.
– Я себя так и чувствую! – раскинувшись на полотенце, ответила Мария. – Я как раз думала о том, насколько изменилась моя жизнь с тех пор, как я покинула Лаушу! – улыбнулась она.
Но не только ей пошла на пользу перемена места. Мария не ожидала, что Шерлейн так быстро поправится после аборта.
– Я всегда говорю: следует покидать наезженную колею. Если захотеть, жизнь может превратиться в сплошное приключение! – выкрикнула Пандора из чана.
Мария закатила глаза. Иногда самоуверенный тон Пандоры очень раздражал ее. Хотя следовало признать, что подруга часто была права…
Мария Штайнманн лежала в чем мать родила на горе в кантоне Тессина у озера Лаго-Маджоре вместе с другими тремя женщинами, которых она знала всего несколько недель! Вокруг них на скалистых утесах росли экзотические растения, журчали водопады, как в райском саду, о существовании которого она до сих пор ничего не знала. Люди напевали мелодии, гуляли с цветами в волосах по лесным тропинкам или двигались так, что даже сама Пандора удивлялась. Такой вид танца назывался эвритмия. Они решили разучить его, а Пандора была так увлечена, что даже вставала на несколько часов раньше, чем обычно. Ее и других танцовщиц-эльфов можно было наблюдать на берегу уже в предрассветных сумерках, когда озеро, словно тонким саваном, окутывалось нежной пеленой тумана.
Люди здесь, за исключением нескольких чудаков, относились ко всем дружелюбно, улыбались, любили друг друга, многие в прямом смысле этого слова. Любовь здесь просто витала в воздухе, поцелуи и объятия, чувственные поглаживания и эротические прикосновения сплетались в пестрый ковер, на котором резвились жители санатория.
Мария узнала, что на горе люди весьма свободны в отношениях друг с другом, и боялась, что Шерлейн снова возьмется за то, от чего пострадала в Нью-Йорке. Не прошло и недели, как Шерлейн начала грезить Францем, одним из основателей колонии, говорить о «божественной силе его сло́ва», его «священной верности принципам», его «опьяненном звездами взгляде». Мария и Франко удивлялись увлечению жителей коммуны постоянно придумывать странные новые слова. Шерлейн же была увлечена «медово-пьянящей поэзией горы».