Йоханна впервые высказала подобные мысли и сама себе удивилась.
– Звучит так, словно ты хочешь его защитить, – сказала Ванда.
Хотя Йоханна не имела в виду ничего плохого, от этих слов в животе у девушки распространилось неприятное чувство. Даже злость, с которой мать говорила о Томасе Хаймере, переносилась легче.
Йоханна пожала плечами.
– Сейчас, когда ты сказала об этом… Может, это и так. Понимаешь, сегодня я смотрю на вещи несколько иначе, чем прежде. В юности я посмеивалась над Томасом и даже презирала его за неотесанность, за то, что отец держит его в ежовых рукавицах. У нас, в Лауше, считается обычным делом, когда сыновья стеклодувов когда-нибудь начинают заниматься собственным производством. Но только Хаймеров это не касалось. Сегодня мне даже жаль Томаса. Если всю жизнь довольствуешься лишь тем, что тебе под ноги бросает жизнь, как достичь при этом чего-то большего?
Ванда нахмурилась. Что этим хотела сказать Йоханна?
Когда поезд остановился, было почти восемь вечера. Йоханна решила подождать и не выходить из вагона, пока толпа в проходе не рассосется: у Ванды был большой багаж. Она знала почти каждого человека, который проходил мимо них, временами она переговаривалась с людьми. Ванда удивленно разглядывала десятки женщин с громадными корзинами на спинах, которые шли в слабо освещенное здание вокзала, а потом исчезали в ночном тумане.
Когда наконец подошел их черед выйти из вагона, Ванде пришлось крепко схватиться за металлический поручень, чтобы спуститься по двум ступеням, – от волнения у нее дрожали ноги. Она приехала в Лаушу. Прибыла в место, о котором мечтала.
– Смотри, а то еще ударишься головой! – крикнула снаружи Йоханна, и в тот же миг Ванда врезалась лбом в дверной косяк. Она некоторое время стояла в остолбенении, пока Йоханна объясняла мужчине, который собирался отвезти их с вокзала домой, где забрать багаж племянницы. Два чемодана Ванды стояли рядом, у лестничной площадки, остальное нужно было отправить по темноте на склад. На следующее утро Ванде нужно было выбрать, что ей больше всего необходимо. Йоханна подумала, что наверняка вся одежда племянницы не поместится в выделенный ей шкаф.
Глаза Ванды постепенно привыкли к сумеречному освещению на лестничной клетке. На входе лежала красная дорожка со следами от грязных ног.
Так вот он какой, родительский дом матери!
В нос ударил запах жареного лука и жира, отчего сразу начался насморк. Неужели такое возможно, чтобы в доме было холоднее, чем на улице?
– …а это Анна, твоя кузина.
Ванда только что высвободилась из медвежьих объятий дяди и пожала руку двоюродной сестре, которую та ей протянула. Рука оказалась не очень теплой, но рукопожатие было довольно крепким. В какой-то момент Ванде показалось, что сестра ее так же неловко обнимет, как и брат Йоханнес, но они лишь потрясли друг другу руки.