Повернувшись, я с ужасом увидела, что рама у окна поднимается. Через мгновение предмет моих девичьих грёз перекинул ногу, в безусловно безупречно начищенным ботинке, через подоконник, и проник в комнату.
– Кузен! – возмутилась я. – Что вы здесь делаете?
– Очень мило! – рассмеялся он. – И натурально. Знай я тебя меньше, решил бы, что ты возмущаешься искренне.
– Так и есть!
Я поднялась из-за стола, прикрывая рукой незаконченный набросок, но в нём, однако, уже угадывались черты того, кто явился вдохновителем сей живописи.
– Дорогая Эмма, что за ворожба тут творится? Ты разучилась ездить верхом – я застаю тебя за мольбертом. Что дальше? Рукоделие и книги по домоводству? И что ты там пытаешься ваять? Весну, переходящую в лето? Свет девичества на пороге женственности в мечте о возлюбленном? Красавицу, представляющую, какой верной и нежной она будет будущему мужу?
С издёвкой тянул Винтер, прохаживаясь по комнате, вертя в руках то один предмет, то другой, потом возвращая их на место. В движениях его была нервозность, тщательно замаскированная под бесшабашную весёлость.
– Юность полна надежд, – парировала я.
– Эмма? Ты девушка, которую я люблю. Я готов всегда хранить тебе верность – и в юности, и в зрелости. У нас с тобой у обоих в будущем будет полно денег. Так о чём нам беспокоиться? Давай сбежим и поженимся втайне ото всех? Рано или поздно родные смирятся с этим фактом. Куда они денутся? Только скажи «да»!
Я бы с радостью согласилась на это предложение, так как от одного взгляда на солнечного мальчика у меня в груди теплело. Но я понятия не имела о намерениях и чувствах настоящей Эммы.
Паузу держать становилось всё труднее.
Винтер фыркнул, саркастично и горько.
Обойдя стол, разделяющий нас, потянулся к моему рисунку:
– Так что ты там всё-таки рисуешь, кузина? – потянул он к себе мой рисунок.
Я ухватилась за ватман обеими руками, не давая его перевернуть.
– Ничего! Это просто наброски.
– Ну так мне нравятся наброски. Дай взглянуть?
Я вцепилась в рисунок, как клещ в собачий хвост.
Не помогло. Винтер оказался проворнее и сильнее.
Перевернув листок, он с радостной улыбкой мог созерцать свой светлый лик в моём дремучем исполнении.
– Ну надо же! А у тебя прорезался внезапный талант? Я вышел весьма удачно.
– Отдай немедленно! – притопнула я ногой, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
Они наверняка теперь пылают, как маков цвет.
– Я настаиваю! Он мой! Какое у тебя право брать его?!
– Раз он тебе так дорог – возвращаю. Не горячись.
Но я горячилась. Ещё как. В сердцах разорвала рисунок пополам, отчего в янтарных глазах Винтера вспыхнули опасные золотые огни как у тигра, заметившего добычу.