— Бутерброд с сыром будешь? — спросил Илларион.
— А у тебя с чем еще есть?
— С колбасой.
— Могу и с сыром и с колбасой.
Илларион достал из пакета бутерброды и раздал всем. Я не взял.
— Мухах, хохеху хе хлюхох[6] — спросил Батон.
— Вы бы еще тут танцы устроили, — сказал я. — От вас она на сто километров разбегается.
— Ну да, — отозвался Колька. — Окунь шума не боится. Просто не подошел еще.
Это я и без него знал, что окунь не подошел. Но ведь и Колька знал, что на одной лодке впятером не рыбачат.
— Домой, что ли, поплывем? — предложил я.
И тут у меня клюнуло. Сразу было видно, что это не илларионский малек. Поплавок косо ушел под воду — так быстро, что я чуть не прозевал. Я подсек. Конец удилища пригнулся к самой воде. Рыба внизу ходила кругами, ее никак было не оторвать ото дна. Да я и не тянул напропалую. Просто держал жилку внатяг: устанет — сам поднимется. Рыба прижимала прилично, я знал, что там сидит неплохая штучка. Она не дергала, а просто давила вниз. Так ходит на крючке только крупный окунь.
Понемногу он стал подаваться наверх.
— Подсачок, — спокойно сказал я.
Но Колька и без меня знал, что делать. Он уже опустил в воду подсачок, хотя рыбины еще не было видно.
Я видел, как в глубине сверкнуло белое брюхо.
Жилку потянуло под лодку.
Я перевесился через борт, окунул удочку в воду. Медленно, постепенно я выводил его из-под лодки. Больше всего я боялся, что он наведет леску на якорную веревку. Тогда — привет.
Мне очень не хотелось, чтобы этот первый окунь сорвался. Я волновался. Но чем больше я волновался, тем спокойнее становился. Я смотрел под воду, но видел, что все побросали удочки и следят за мной.
— Выньте удочки, — негромко сказал я. — Сейчас запутается.
Но все сидели и смотрели на меня так, будто я тащил из-под воды бомбу. Все, кроме Кольки. Хоть он и извивался перед Наташкой, но рыбачить еще не разучился. Правой рукой он держал подсачок, а левой сгреб удочки и сунул их Иллариону.
Из-под лодки я окуня все-таки вывел. Он увидел лодку и снова рванулся в глубину, но уже слабее. Теперь можно было с ним особенно не церемониться.
Я потянул. Окунь поднялся, хватанул воздуху и закувыркался возле борта.
Колька поддел его подсачком.
Я положил удочку, отцепил окуня и бросил его на дно лодки. Он лежал спокойно, только шевелил жабрами. Плавники на его животе мелко дрожали.
— Вот это да! — крикнул Батон.
— Я таких никогда не видел! — сказал Илларион.
— Ему, наверное, больно, — вздохнула Наташка.
— Такие по одиночке не ходят, — сказал Колька. — Наверное, подошла стая. Давай лови, Наташа.