В 677 году до н.э. царь Ассархаддон штурмует и полностью разрушает взбунтовавшийся Сидон. Этого царю показалось мало и на месте Сидона он основывает город имени себя, любимого — Кар-Ашшур-ах-иддин («Град Ассархаддона»), применив прежнюю тактику депортаций: город заселили покоренными халдеями, обитавшими ранее в нижнем течении рек Тигр и Евфрат.
Не взирая на семитское происхождение халдеев, для Финикии это были чужаки. Покориться пришлось не только финикийцам, но и обитателям Кипра, царям кипрских городов, часть из которых были ханаанейскими по происхождению и населению.
В Тире проявили немалую осмотрительность и мятеж сидонян не поддержали. Зная особенности национального менталитета, можно предположить, что руководствовались тирийцы еще и чисто меркантильными соображениями.
Безусловно, ассирийцы с их наместниками, поборами и запретами осточертели, но узнав о бунте в Сидоне Ассархаддон придет с войском и устроит показательную акцию возмездия, устранив главного конкурента Тира — двойная выгода, и нас не тронет, и сидоняне уже не станут мешать бизнесу.
Кроме того, для выражения верноподданнических чувств ассирийцам можно и помочь в столь благом начинании: предположительно, тирийцы сами приложили руку к разрушению Сидона в составе войска Ассархаддона.
Надежды на милость царя оправдались лишь отчасти. Ассархаддон, явно наслышанный о местных нравах (финикийцев давненько вовсю называли подлыми, лживыми и лицемерными, что можно повернуть и другой стороной: приспособляемыми и прагматичными) заключает с царем Тира Баалом I договор, из которого нам известны только отдельные пункты. Тиру передавалась часть владений Сидона (что подтверждает версию об участии тирийцев в карательной операции), грузы потерпевших крушение кораблей Тира становились собственностью Ассирии, а любые серьезные политические и экономические решения могли приниматься только с одобрения наместника.
Шесть лет спустя затюканный наместническим произволом Баал I сам поднял мятеж, но предсказуемо проиграл, лишившись всех владений в Леванте. Ни о какой частичной самостоятельности главного центра финикийской метрополии отныне и речи не шло. Случись надобность послать флот Тира для усмирения какой-нибудь отдаленной колонии, разрешение пришлось бы запрашивать у царя Ассирии. Влияние на ход событий за морем было полностью утеряно.
Остался в силе запрет на торговлю с Палестиной и Египтом, а так же государственный контроль над главным достоянием Финикии, стратегически важным ресурсом: кедровыми рощами. При этом ассирийцы совершенно не покушались на западную торговлю Тира с островами Средиземного моря, Ливией и Иберией. Причина такого неслыханного либерализма объяснима: Ассирии требовалось связующее звено с отдаленными землями на западе, а найти других посредников (да еще столь хорошо разбиравшихся во всех тонкостях ремесла!) было невозможно — греческая международная торговля пока находилась в зачаточной стадии.