На следующий день, в среду, когда прошла одна ночь после обещания афганцев сдать лошадей и оружие, нам сообщили, что афганцы не сдали [высочайшему] двору лошадей и оружие, все разом покинули город и собрались в чарбаге Латиф ходжи. Они, подняв флаги и знамена, направляются в сторону станции Каган. Как только весть об этом дошла до высочайшего благословенного слуха [эмира], он, в свою очередь, немедленно соизволил вызвать меня, чтобы я съездил к афганцам, сделал им наставление и уговорил их вернуться обратно [в Бухару]. Сев в коляску, я выехал через городские ворота и направился в упомянутый чарбаг. Большая часть афганцев вместе со своими предводителями направлялась в Каган. Остальные пешком или верхом тоже держали путь на Каган. Я, в свою очередь, в сопровождении своих товарищей поехал вслед за ними на станцию Каган и остановился в своей закатной конторе.
Приведя сюда главарей афганцев, /197а/ я наставительно им сказал: «Вы в течение восьми месяцев ели хлеб-соль высочайшего двора, видели безграничную любезность, а в заключении вы пошли на такие /231/ дерзости и ведете себя неприлично. Вы отказываетесь сдать лошадей и оружие и не признаете высочайшей милости. Что вас заставляет поступать так?» Афганцы ответили: «Нам перестали выдавать определенный паек хлеба и мяса, а выданные продукты отобрали у нас и увезли». Если бы день за днем нам выдавали установленное жалованье, то мы бы сдали лошадей и оружие. После мы пошли к своим, [но] люди нас не слушались в гневе, [свойственном] афганцам, они выступили и направились [в Каган]. Они не намерены сдавать лошадей и оружие и хотят служить русским [и] большевикам». Я сказал: «Вы пришли, чтобы вести священную войну ради Аллаха, а теперь отвернувшись от мусульманства, служите русским». От этих слов моих некоторые афганцы лошадей и оружие, у кого они были, собрались сдавать. Многие начали приводить и сдавать. Тут из политического агентства позвонил по телефону илчи: «Парваначи! Срочно зайдите ко мне домой». Я сразу же направился в консульский дом. Вслед за мной /197б/ прибыли туда же и двадцать три афганца. Посол [т. е. полпред Туркестанской республики при Бухарском правительстве] спросил: «Сколько прибыло афганцев?» Я ответил: «Сперва прибыло около тысячи человек и еще идут по дороге сюда пешие и конные. Наверное всего будет две тысячи человек». Афганцы сказали: «Нас четыре тысячи пятьсот человек». Илчи обратился ко мне: «Вы сегодня выдайте им пищу. С завтрашнего дня их обеспечивать продуктами буду я». Афганцы ответили: «Мы из рук слуг дворца ничего брать не будем. Всякую вещь: продукты или деньги, если ты намерен давать, мы возьмем у тебя». Илчи ответил: «Мне принесут, а я отдам вам». Но вы сдайте им лошадей и оружие двора. Я даю вам срок до воскресенья. Соберитесь, обдумайте всесторонне. В названный день я вас отправлю в Керки». /232/ Афганцы, проявляя всякого рода неблагодарность, сказали: «Лошадей и оружие сдадим в пятницу в твоем присутствии». С такими словами они ушли с приема у посла и удалились. Послу я сказал: «Эти лишившиеся всего неблагодарные афганцы не посланы афганским падишахом. Каждый из них пятнадцать-двадцать лет тому назад провинился, бежал из Афганистана и, прибыв в благородную Бухару, скитался, занимаясь различными ремеслами, вроде шашлычника, подручного пекаря, машкоба