— Ты хочешь сказать, когда я умру?
— Когда ты поймешь, что все кончится.
— Это примерно одно и то же, — ответил я.
— Не думай об этом сейчас. Просто помни — ты должен быть храбрым. Когда настанет время.
«А он-то сам сможет вести себя храбро?» — подумал я.
— Сынок, — сказал он.
— Да, пап.
— Помнишь тот день, когда я привел тебя сюда? Я дал тебе кое-что. Маленький ножичек. Помнишь?
— Да, папа, я помню.
— Он все еще у тебя?
Я поглядел на него.
— Они хотят, чтобы я его у тебя забрал.
— О, Господи, пап!
— Даже если бы не они, я все равно попросил бы его. Он бы для меня много значил.
— И в самом деле, папа?
— Да.
Так что я отдал ему ножик. Папа был таким жалким, что я даже не мог на него всерьез сердиться.
Они закатили мне отличный обед. Всякая домашняя еда вроде омаров и целой тарелки редиски. Я съел, сколько смог. Я хотел продержаться там, на Скале, как можно дольше. Возможно, они ведут записи о том, кто сколько там протянул. Чтобы там ни было, я хотел попытаться побить их рекорды. К обеду было пиво, а на десерт — немного бренди, и под конец меня начало клонить в сон. Я лег на кровать и закрыл глаза рукой. Спустя какое-то время я услышал, что дверь отворилась. Я поднял взгляд. Это был один из них; на фоне дверного проема он казался огромным. Я сел и увидел, что кто-то уже унес посуду.
— Ох, да убирайтесь же вы отсюда, ладно? — сказал я. Потом я понял, что это Управляющий. Он держал мою сбрую. И не двигался. Просто смотрел на меня, пытаясь понять, как я себя чувствую. Когда я потянулся за сбруей, он отдал ее мне, и я надел ее. Она потеряла упругость, но, когда я подключил питание, начала прогреваться, и иглы тесно прижались к основанию шеи.
— Ну как ты? — спросил он.
— О, просто прекрасно. Лучше не бывает.
Думаю, он знал, что такое сарказм, потому что ничего не ответил. Наконец, я спросил его, что он тут делает.
— Я пришел принести тебе твою сбрую. Ты должен быть в ней завтра.
— Это еще зачем?
— Ты же поводырь, — сказал он. Он все смотрел на меня, и внезапно я почувствовал себя паршиво. Он всегда пытался помочь Генри, и я знал, что Генри к нему привязан.
— Мне жаль, что так все получилось, — сказал я.
— Тебе не за что извиняться.
— Вы — единственный, кто так думает.
— Нет, не единственный, — сказал Управляющий.
— Никто в этом не признался.
— У нас так не принято.
— Да. Наверное.
Он повернулся, собираясь уйти.
— Погодите. Могу я спросить вас кое о чем?
Тогда он оглянулся. Его глаза блестели, точно черное стекло.
— Как вы думаете, что происходит? Когда умираешь?
— Зачем спрашивать меня? А ты сам что думаешь?